себе Володя этого представить. Никак не мог…
Он хорошо помнил появление Саранцевой в школе. На первый взгляд, миленькая девочка, за которой не грех и приударить. А уже на второй взгляд всякое желание пропало. Гриневич не любил женщин, которые походили на воспитанниц института благородных девиц, какими он себе их представлял, — подчеркнуто строгих особ с неизменно выверенными словами, жестами и поступками. Эдакие дамы в «мундирах», зануды, не отступающие от своих, подчас совершенно надуманных правил.
Вот именно такой он воспринимал Лизу. И жутко разозлился, узнав о Зойкиной авантюре. И страшно удивился, услышав, что «благородная девица» Саранцева в этой авантюре согласилась участвовать. И растерялся, потому что затеянную Зойкой игру надо было продолжать, а он пока не мог сообразить — каким образом.
— Позвони Лизавете, договорись, как будете в одну дуду дудеть, — распорядилась Зойка. — А то получится, кто в лес, кто по дрова. Все дело загубите.
— Дело… — поморщился Володя. — Глупость и гнусность.
— А ты бы хотел и на ежика сесть, и не уколоться? — язвительно поинтересовалась Ляхова.
…После ухода Зойки Володя примерно час думал, о чем же ему договариваться с Лизой, а потом выбрал самый простой и легкий способ — позвонил по телефону. Телефон, как хороший посредник, позволял каждому оставаться при себе — не надо было встречаться, смотреть друг другу в лицо, следить за жестами, предпринимать некие действия… Вполне достаточно было звуков, которые в любой момент могли прерваться короткими гудками.
Однако Гриневич успел произнести лишь: «Добрый вечер», — и Лиза тут же сказала:
— Володя, самое лучшее, если вы сейчас придете ко мне домой. Обсуждать подобные вещи по телефону не совсем правильно.
Она всегда обращалась к нему на «вы».
— Ну да… конечно… если вы считаете… — пробормотал Гриневич, тоже обращаясь к ней на «вы».
— Запишите адрес. — Прозвучало это так, словно она собралась продиктовать классу домашнее задание.
Всю дорогу он размышлял, по каким же правилам следует играть придуманную Зойкой игру, и у самого порога Лизиной квартиры вдруг сообразил. Раз Лиза решила его облагодетельствовать, то и он проявит себя благородным рыцарем. В конце концов, от него не убудет.
И все же начал он с другого.
— Мне не нравится Зоина затея. Вы себя поставите в неловкое положение.
— Я понимаю, — согласилась Лиза. — Но вы, когда защищали меня от тех ребят из десятого класса, поставили себя в очень сложное положение. Вас никто не заставлял за меня заступаться. А вы заступились. Я вам очень благодарна.
— О господи! Нашли о чем вспоминать, — попытался отмахнуться он.
Ну да, заступился, и весьма жестко, и вполне мог огрести большие неприятности за свои антипедагогические разборки. Но он тогда очень пожалел молоденькую учительницу и очень разозлился на малолетних беспредельщиков. Причем еще не ясно, чего было больше — жалости или злости.
— У меня хорошая память, — сказала Лиза. — К тому же я считаю, что вы очень приличный человек, и потому вам надо помочь. А кроме меня, в данном случае некому.
— Я попытаюсь выкрутиться сам.
— Нет-нет, — воспротивилась Лиза. — Не будьте самонадеянным. Это может плохо кончиться. — Она посмотрела на него, словно на ученика, упорно не желавшего готовиться к экзамену, и добавила: — Я кое-что придумала.
Ее придумка была простой, логичной и при этом такой, что Володя смутился.
— О вас будут сплетничать все, кому не лень, — предупредил он.
— Я умею быть выше сплетен, — с подчеркнутым достоинством ответствовала Саранцева и даже голову гордо вскинула.
Ее голова едва доходила Володе до плеча, и ему вдруг очень захотелось погладить ее по светлым, затянутым в узелок волосам. Но он удержался, произнес с улыбкой:
— Я тоже кое-что придумал. Я стану за вами ухаживать. Ведь это же совсем будет плохо, если ваше чувство останется безответным.
Она мгновение подумала и кивнула:
— Конечно, так будет выглядеть приличнее. Но… если вам это очень сложно… тогда вполне можно обойтись.
— Нет, мне не сложно, — заверил Володя и подумал, что еще утром ему бы и в голову не пришло ухаживать за Лизой Саранцевой, а вот теперь придется.
Глава 8
В какой-то момент Орехову показалось, что ему в уши вставили трещотки, отчего в ушах перепутались все звуки, а в голове — все мысли. Сплошной шум, стрекотание и сумятица.
— Стоп! — скомандовал он, и захлебывающаяся словами Капитолина Кондратьевна Бабенко мгновенно захлопнула рот. При этом ее глаза-бусинки перепуганно уставились вовсе не на Орехова, а на Киру Анатольевну.
Рогова то ли успокаивающе, то ли ободряюще кивнула секретарше и строго посмотрела на Бориса Борисовича. Этот взгляд мог означать все что угодно, в том числе и неудовольствие: кто позволил постороннему, пусть даже и полицейскому майору, командовать в директорском кабинете директорской секретаршей?
Орехов, однако, в подобные тонкости вникать не стал. Его сыновья не учились в Двадцатой гимназии и ему было глубоко наплевать на начальственные, а тем более секретарские, эмоции.
— В общем, так. Сейчас вы, Капитолина Кондратьевна, начнете все сначала, спокойно, без всякого там… — он покрутил в воздухе пальцами, пытаясь наглядностью заменить никак не приходящее на ум приличествующее выражение, и все-таки нашел: — Ажиотажа. А то вы вся в волнениях, а я без всякого внятного понимания.
— Как же мне не волноваться?! — вскинулась Бабенко.
— Что же тут непонятного?! — добавила Рогова.
— Многое непонятно, а потому, как я уже сказал, с самого начала. И лучше — четко отвечая на мои вопросы.
— Спрашивайте, — разрешила за секретаршу Кира Анатольевна.
— Да-да, — поддакнула Капитолина Кондратьевна.
— Значит, сегодня утром вы отправились в школу к восьми часам?
— Я всегда прихожу к восьми. Чтобы перед Кирой Анатольевной… Она придет, а я на месте. Так полагается, и вообще…
— Но сегодня я Капитолину Кондратьевну опередила, — внесла справку Рогова.
— Я не знала, что Кира Анатольевна придет раньше. Честное слово, не знала! — принялась оправдываться секретарша. — А то я тоже могла бы пораньше. Мне совсем не трудно…
— Ладно, вам не трудно, никто и не сомневается, — пресек ненужные объяснения Орехов. — Давайте дальше. Вы часто идете в школу мимо вон того здания? — Он ткнул пальцем в сторону окна, за которым четко просматривалась девятиэтажка из красного кирпича.
— Я всегда, — с нажимом произнесла Капитолина Кондратьевна, — хожу мимо того здания. Уже лет тридцать. Как здание построили, так я мимо него и хожу. Там всегда дорожка есть. И зимой, и летом…
— И дорожка эта аккурат рядом с дворницкой?
Не дожидаясь утвердительного ответа, Орехов поднялся со стула, двинулся к окну и принялся с интересом разглядывать сквозь стекло часть дома, где в самом торце под металлическим козырьком виднелась лестница, спускающаяся в полуподвальное помещение. Рядом с лестницей был заасфальтированный «пятачок», который пересекала узкая дорожка.
