сердечные раны залечены. Хоть Алан и реально влюбился в нашу подругу — «Никогда такого ангела не видел, у вас там в Украине все такие?!», — но быстро отошел: через неделю новая экспедиция, а значит, и новые пассии. Некогда унывать! Вот это подход.
День 123
канал Лемэра, Антарктида
52 491 км пути
Наутро проснулись от громкого крика в динамиках: «Слева по борту на десять часов косатки!»
Встретить целую стаю косаток — да еще, как оказалось, во время охоты на кита — большая удача и очень интересное зрелище. Не теряя времени, мы с Саней рванули на палубу, чтобы не пропустить это водное шоу. Приблизив на максимум зум камеры, можно было рассмотреть, как стая загоняла синюю громадину, окружив со всех сторон. Даже чуть не по себе стало!
Последний день движения по водам Антарктиды подарил спокойный дрейф (видимо, дал передышку перед возвращением к Дрейку) и самый красивый пассаж во всей Антарктиде. Мы шли сквозь знаменитый канал Лемэра, меж высоченных фьордов, усеянных ледниками и скалами. Мне кажется, в тот момент, абсолютно все вышли на открытые палубы, несмотря на ощутимый холод, чтобы наслаждаться и снимать как наше судно изящно выписывает повороты, лавируя меж изрезанной линии моря и айсбергов самых разных форм. Если пингвинами пресыщаешься уже на третий день, то ледяными глыбами можно любоваться бесконечно. Цвета антарктического льда тоже потрясают: от белого, молочного и нежно-голубого до глубокого синего и зеленоватого. Чем голубее лед — тем он старее. Такое ощущение, что он светится голубым цветом изнутри — сначала я думал, что это отражение воды, но потом заметил, что даже в пасмурную погоду при сером небе свечение не исчезает.
Испортило этот день только одно. Когда мы праздновали окончание экспедиции, я выскочил на палубу, чтобы сделать последние антарктические кадры. Ветер был очень сильный, но при этом оставался на грани допустимого, что только придало азарта и смелости.
Весь полет я аккуратно боролся с порывами ветра и успел по периметру облететь корабль и запечатлеть абсолютно сюрреалистический малиновый закат. А вот при возвращении резко налетел такой шквал, что дрон начал беспомощно болтаться в небе из стороны в сторону, полностью потеряв управление. Я отчаянно выжимал все кнопки и вертел рычажки в разные стороны, для пущей убедительности махал руками, будто машина могла увидеть меня и сама устремиться в руки. Но ничто не помогало, сила ветра была такой, что дрону попросту не хватало сил ее преодолеть.
В какой-то момент я увидел, что батарея у дрона практически на нуле, и в эту секунду, будто почувствовав предательство, дрон протяжно пикнул и навсегда исчез в холодных водах.
Это был провал. Мой последний дрон направлялся ко дну океана. На нем были все кадры последних двух дней. Но самое страшное — впереди у меня был весь Тихий океан, остров Пасхи, Французская Полинезия и почти ноль возможностей купить новый квадрокоптер. Я хлопнул ладошкой по лбу в полном отчаянии — было обидно, что сам так глупо его провтыкал.
— Это карма, чувак, — услышал я из окна капитанского мостика. — Не всегда стоит идти против правил, запомни.
Новые пятьдесят часов тошниловки по Дрейку прошли значительно легче, чем в первый раз, хотя волны стали еще выше (куда уже?!). Наверное, сыграло свою роль то, что все были довольны и по горлышко наполнены впечатлениями, большинство — лучшими в жизни.
В Ушуайе было трогательное прощание и с командой корабля, и с девчонками — все-таки к людям, с которыми разделил особые впечатления, сильно прикипаешь. Таня со Светой улетали в Буэнос-Айрес прямо отсюда, а капитан продолжал ледяные путешествия в поисках своей любви.
Уже спустя первые пару дней в Антарктиде я точно знал, кто будет адресатом нового отцовского подарка на этом материке, но решил дождаться конца путешествия, чтобы на прощание выразить свою признательность. Алан действительно тронул меня — со всей своей брутальностью, твердолобостью и желанием приложиться к бутылке он сохранял в себе что-то большее: уважение и интерес к другим культурам, а еще сильное желание почувствовать близость и единение вместо одинокого болтания по холодным водам океана. Это выразилось не только в теплых чувствах к Тане — каждый из нас понял это. Именно благодаря Алану мы ощущали себя на корабле действительно особенными, желанными гостями, смогли узнать работу судна изнутри и даже позволить себе несколько больше, чем разрешалось обычным туристам. И за этот уникальный опыт я испытывал глубокую благодарность.
— Амиго, вздумал из меня мальчишку сделать и заставить рыдать тут при всех? — как всегда отшутился Гросс, держа в руках четвертую из шести книг моего отца, которые я взял с собой. Глаза выдавали, как он на самом деле тронут моим жестом.
— Вспоминай нас почаще, кэп! — я не удержался и обнял его. — И, пожалуйста, поставь книгу отца в корабельную библиотеку.
— Обещаю, амиго! Удачи тебе, и береги себя на остатке пути.
Больше времени на долгие проводы и лишние слезы не было — сразу с трапа, обнявшись напоследок с девчонками и пожелав счастливо долететь домой, груженные чемоданами, техникой и сумками, мы с Саней бегом кинулись к набережной. Волнительное «есть тачка или нет, есть она или нет» крутилось в голове до самого поворота на нужную улицу. Последние шаги (уже бегом от нетерпения), и… вздох облегчения. Вот он, стоит наш корейский «кузнечик» (как я ласково называл эту развалюху) — весь пыльный, одинокий, хлипкий — но дождался меня на этих ветрах.
Одной проблемой меньше, но теперь следующая задача со звездочкой — как успеть за трое суток проехать три с половиной тысячи километров и шесть раз пройти процедуру прохождения границ Чили и Аргентины со всеми вытекающими в виде капризных пограничников и очередей? Я предложил Сане свой план:
— Если будем ехать по семь-восемь часов каждый — утопия, не выдержим. Если, не дай бог, что-то случится с тачкой или пробьем колесо — хана всему запланированному. У нас нет ни часа свободного времени. Поэтому бережем тачку изо всех сил и едем сетами по три часа, а потом меняемся, даже если водитель еще не устал. Так сохраним энергию.
— Лады, Тема, все успеем. И не такое проделывали! — бодро кивнул Саня. Я не был уверен, что он преодолевал Магелланов пролив, Огненную Землю, Патагонию и хребет Анд (то есть всю 50-ю, 40-ю и 30-ю широты) за три дня, но настроился на его позитив — больше уповать все равно было не на что.
Наш корейский железный ослик переживал, возможно, главное
