Она не хотела рожать от него ребенка — это было такнесправедливо. Почему именно она должна расплачиваться за то, что произошло напереднем сиденье его машины. Видимо, отец прав: мужчины — существа высшейкатегории, и им все сходит с рук. И кроме того, с каждым днем ей становилосьвсе хуже.
В первую же неделю каникул, когда ее в очередной развыворачивало наизнанку над унитазом, в ванную вошел ее брат — она впопыхахзабыла запереть дверь.
— Ой, прости… Господи… тебе что, плохо?
Райан некоторое время смотрел на нее с неожиданнымсочувствием, и вдруг, когда ее еще раз вырвало, его осенило:
— Черт возьми, ты беременна!
Это было утверждение, а не вопрос.
В изнеможении стоя на коленях на холодном кафельном полу,Мэрибет решила, что теперь никогда не выйдет из ванной.
В конце концов она все-таки подняла глаза. Брат грозновозвышался над ней, и в лице его не было жалости — одно обвинение:
— Отец тебя убьет.
— С чего ты взял, что я беременна? — Она пыталасьсохранять спокойствие, но провести Райана было трудно.
— Кто он?
— Это не твое дело, — сказала Мэрибет, чувствуяприближение следующего приступа тошноты — теперь уже скорее от нервногонапряжения и ужаса.
— Скажи ему, чтобы он готовил к свадьбе свой лучшийкостюм или мотал отсюда поскорее куда подальше. Отец устроит ему красивуюжизнь, если негодяй, который обрюхатил тебя, не сделает все так, как надо.
— Спасибо за совет, — ответила Мэрибет и медленновышла из ванной.
Но она не сомневалась, что теперь ее дни сочтены, — ибыла права.
Райан рассказал отцу о своем открытии в тот же день. БертРобертсон вернулся домой в ярости и чуть не вышиб дверь комнаты.
Мэрибет лежала на кровати, а Ноэль слушала пластинки иделала маникюр. Отец силком вытащил Мэрибет в гостиную и громко позвал мать.Мэрибет часто обдумывала, как она скажет родителям о том, что с ней произошло,но теперь ей уже не надо было ничего говорить. Райан сделал это за нее.
Вскоре в гостиной появилась плачущая мама. Райан выгляделтак, как будто сестра нанесла ему личное оскорбление. Отец велел Ноэльоставаться в ее комнате.
Шагая по гостиной взад-вперед, он был подобен урагану. Онкричал, что Мэрибет берет пример со своих теток, что она вела себя какпоследняя шлюха и опозорила их всех.
А потом он потребовал, чтобы она сказала, кто отец ребенка.Но к этому его дочь была готова. Ей уже было не важно, что они сделают с ней.Она не собиралась им ничего говорить.
Пол был красивым парнем и на самом деле очень нравилсяМэрибет. Она бы мечтала гулять с ним; она бы хотела, чтобы он хотел ее.
Но он не любил ее и собирался жениться на другой. А она несобиралась в шестнадцать лет ломать себе жизнь браком с таким человеком.
Лучше уж она родит и откажется от ребенка.
Если ее жизнь загублена, зачем губить ее и Полу? Родителиникогда не заставят ее признаться, кто отец ее будущего ребенка.
— Кто он?! — снова и снова рычал отец. — Я невыпущу тебя из комнаты, пока ты мне не скажешь.
— Тогда мы еще долго будем здесь сидеть, — тихоответила Мэрибет.
После того как она обнаружила, что беременна, ей пришлосьуже столько передумать о себе и своей будущей жизни, что даже крики отца немогли ее испугать. Кроме того, самое плохое уже было позади. Она былабеременна.
Родители знали об этом. Что они теперь могли с ней сделать?
— Скажи, кто это! Учитель? Твой одноклассник? Женатыймужчина? Священник?
Кто-то из друзей Райана? Кто он?
— Это не имеет значения. Он на мне все равно не женится, —спокойно сказала Мэрибет, сама удивляясь своему бесстрашию перед бурным гневомотца.
— Почему? — с новой силой набросился он на нее.
— Потому что он меня не любит, и я его не люблю. Этопросто как дважды два.
— Это совсем не просто! — загремел отец.
Мама не переставала плакать, закрыв лицо руками. Мэрибетвнезапно ощутила к ней острую жалость. То, что она причинила ей такую боль,мучило ее больше всего.
— Значит, ты переспала с мальчишкой, которого ты дажене любишь? Ах ты дрянь испорченная! Даже твои вертихвостки-тетки любили техпарней, с которыми они спали! Они вышли замуж и получили достойную жизнь изаконных детей. А что ты собираешься делать с ребенком? — продолжал оратьБерт Робертсон, все больше и больше распаляясь.
— Я не знаю, папа. Я думала отдать его на усыновление,если только…
— Если только что?! Или ты думаешь, что мы позволимтебе родить его здесь, чтобы ты опозорила себя и всех нас? Только через мойтруп. И через труп твоей матери.
Мама смотрела на нее умоляюще, от всей души желая, чтобы всев ее семье снова стало хорошо. Но исправить прошлое было нельзя.
— Я не хочу растить ребенка, папа, — с болью вголосе сказала Мэрибет, чувствуя, как слезы подступают к глазам. — Мнетолько шестнадцать, я еще не в состоянии ему ничего дать, и потом, я тоже хочужить. Я не собираюсь ломать свою жизнь из-за рождения этого ребенка, понимаешь?Мы оба заслуживаем большего, чем сможем иметь.
— Очень благородно с твоей стороны, — проворчалотец. — Было бы очень мило, если бы ты проявила немножко благородства дотого, как раздвигать ноги. Посмотри на своего брата! У него была куча девочек,но ни одна от него не забеременела. А теперь посмотри на себя. Тебе всегошестнадцать, и ты можешь с полным правом сказать, что твою испоганенную жизньможно спустить в унитаз.
— Это совсем не обязательно, папа. В монастыре я смогузаниматься, а в декабре, после родов, вернусь в школу. Я могу вернуться послерождественских каникул. Мы можем сказать, что я тяжело болела.
— Неужели ты это серьезно? А как ты думаешь, кто-нибудьв это поверит? Ты думаешь, никто об этом не узнает? Все будут знать.
И обсуждать. На тебя будут пальцем показывать — и на насзаодно. Ты опозорила всю семью.
— Тогда чего ты от меня хочешь, папа? — спросилаона тихо. Слезы текли по ее щекам ручьями. Этот разговор оказался болеетяжелым, чем Мэрибет могла предположить. Простого решения проблемы,устраивающего всех, она найти не могла. — Что я должна делать?
Я не могу исправить свою ошибку. Я не знаю, что делатьдальше. Я не знаю, как выйти из этого положения.
Она жалобно всхлипывала, но отец даже не смотрел в еесторону. Казалось, он превратился в айсберг.
— По крайней мере ты должна отказаться от ребенка,когда он родится.
— Я должна буду жить в монастыре? — спросилаМэрибет, в глубине души надеясь на то, что отец разрешит ей оставаться дома.
