«манией величия», однако, определенно заявил, что он «ни разу не слышал» от Протопопова, чтобы тот в отношении к Гос. Думе пытался занять крайнюю позицию в смысле «поворота назад».
По словам Покровского, Протопопов дважды в Совете министров развивал свои «необыкновенные теории политических течений в России». Впервые тогда, когда обсуждался вопрос о созыве Думы 12 января. Опираясь на эти теории, он высказывался за отложение созыва Думы на «возможно больше». Те же теории Протопопов повторил 25 февраля. Это не было «ново для нас», – показывал Покровский, – и тем не менее несколько лиц, сидевших тут, слушая его, переглянулись и спросили друг друга: “Вы что-нибудь поняли? ” И мы здесь же сказали друг другу, что ничего не поняли». На просьбу Комиссии изложить мнения Протопопова свидетель пояснил: «Изложить вам точно то, чего нельзя было хорошо понять, довольно трудно. Это очень сложная теория, сочиненная, вероятно, кем-нибудь другим – может быть, каким-нибудь мудрецом или каким-нибудь государственником… Насколько могу припомнить, у него выдвигалась идея каких-то течений, если не ошибаюсь – революционного течения и оппозиционного течения, причем революционное течение изображается рабочими учреждениями и вот этими разными советами рабочих депутатов, анархистов, социалистов и пр., а оппозиционное – общественными элементами, с Гос. Думой во главе. И вот революционное течение втекает постепенно, по его мнению, в оппозиционное, так что в результате нельзя уже опираться и на эту оппозиционную часть, потому что она, так сказать, совпадает постепенно с революционной частью и стремится к власти. Оппозиционная часть самой Думы постепенно сливается с революционным течением; идея о захвате власти является и у нее, и она будет пользоваться всякими случаями, чтобы захватить эту власть, а потому следует бороться с этим самыми решительными средствами, надо распустить Думу». При этом фигурировало «графическое изображение, схема» – «вот тут… у меня возникло сомнение в состоянии его умственных способностей».
Такие же сомнения возникли и у историка Покровского при ознакомлении его со схемой Протопопова о взаимоотношениях Думы и революционного движения. Возможно, что при неуравновешенности, даже некоторой «маниакальности» министра вн. д. (не забудем, что Протопопов, по собственным словам, в декабре усиленно пользовался советами психиатра Бехтерева) «схема» была изложена весьма туманно. Но в «околесице», которую нес Протопопов в Совете министров, не только был смысл, который в сущности прекрасно уловил Покровский и достаточно отчетливо изобразил по памяти через полгода, но эта «околесица» совершенно соответствовала действительности. Конечно, и «графическое изображение» и самую «схему» министр вн. д. заимствовал в значительной степени из записок Департамента полиции, в которых «необыкновенная идея» проходила красной нитью571.
Нетрудно и в показаниях самого Протопопова найти противоречия, объясняемые не только тем, что допрос в Чр. Сл. Ком. был преддверием к революционному трибуналу и что допрашиваемый даровито напускал туман, но и тем, что мысли и деятельность этого более чем своеобразного министра действительно не всегда отличались логическою последовательностью. Его «мысль» писать слово «революция» без «р», сохранить монархическую власть эволюционным путем, завоевать массы «либеральными реформами», остановить народное движение, которое текло «слишком быстро» и которого он «очень боялся», при практическом осуществлении на фоне брезжившего «государственного переворота», знаменовавшего собой «движение назад», – должна была безнадежно запутываться в лабиринте перманентного роспуска оппозиционной, недееспособной Гос. Думы. В оголенном виде «мысль» его сводилась к тому, чтобы «жить без Думы» – так формулировал план министра вн. д. не кто иной, как последний председатель Совета министров: «Когда я на это возражал, – показывал Голицын, – и говорил, что “если бы был теперь роспуск, что же вы думаете, что новый состав будет лучший, чем бывший? Нет, он в десять раз будет хуже. Затем выборы были бы даже незаконными, так как большинство выборщиков не находится на месте и не могло бы принять участие”. Он говорит: “Да, я уверен, что состав Думы был бы еще хуже этого. Япония одиннадцать раз распускала парламент, и мы распустим”. Вот был его взгляд на Гос. Думу… Но я думаю, что он сам вам повторит то же самое».
Протопопов решительно протестовал против приписывания ему такого плана и утверждал, что Голицын его «не понял» – он был «за перерыв, но не роспуск», а «дальнейшее» показала бы «сама жизнь». «Я определенно скажу, что против существования Гос. Думы, законодательной и даже с некоторым расширением ее прав, я не был. Я никогда не говорил об уничтожении Думы. Это была бы невозможная вещь». «Давайте логически рассуждать, – заметил председатель. – Можно достигнуть отсутствия Думы не путем ее уничтожения, а путем целого ряда перерывов ее занятий, а в промежуток – путем давления на выборы. Вот вы и хотели давить на выборы и добиться таким путем отсутствия Думы в стране». Протопопов: «Разрешите мне сказать, что это чужие мысли мне приписывают, причем уклоняются от истины и приписывают чуть ли не мне практические шаги, предпринятые до меня, а, может быть, и не возобновленные… Относительно выборов… У меня пустая папка выборов была на столе; никаких шагов предпринято не было». Вместе с тем Протопопов заявлял, что он никогда не разделял известной формулы Столыпина: «сначала успокоение, а потом реформы», и считал, что реформы и успокоение должны идти параллельно. Противники министра на его «золотые грамоты» (отчуждение земли, равноправие евреев и пр.) смотрели, как на демагогию чистой воды (Милюков). Советские историки в лице Покровского в этой демагогии, имевшей целью возбудить симпатии населения к правительству, усмотрели, конечно, прямой подход к заключению сепаратного мира.
5. Заколдованный круг
Реально перед властью стояла проблема о той сессии IV Гос. Думы, которая должна была собраться через несколько дней и которая могла оказаться еще более оппозиционной, нежели сессия предшествовавшая, ибо действительно, «революционная» волна, казалось, начала проникать в «оппозиционное» течение. Еще в декабре собрание представителей общественных организаций «всех классов населения», съехавшихся на продовольственное совещание, выражало свое «возмущение» предшествовавшим разгоном съездов земского и городского союзов и призывало Гос. Думу «неуклонно и мужественно довести начатое великое дело борьбы с нынешним политическим режимом до конца. Ни компромиссов, ни уступок». «Наше последнее слово к армии, – заканчивала резолюция. – Пусть знает армия, что вся страна готова сплотиться для того, чтобы вывести Россию из переживаемого ею гибельного кризиса»572.
Начавшееся в Петербурге рабочее движение являлось симптомом угрожающим. Давно пора отказаться от
