что в моих джинсах уже полный пиздец - настолько налился кровью член.
— У тебя есть спиртовые салфетки? – знаю, что вопрос абсолютно стопроцентно идиотский и вообще не к месту, что могу им все испортить, но должен его задать, потому что так нужно. Иных причин нет.
Вера хмурится, тяжело дышит и точно хочет спросить, не долбоеб ли я? Или просто поставить меня в известность об этом замечательном факте. Но все же тянется к диванчику, лезет в сумочку и через мгновение достает упаковку салфеток. Быстро вытаскиваю одну и тщательно, но быстро протираю руки.
И снова к ее губам. Провожу по ним языком, чуть покусываю, чтобы потом аккуратно раскрыть ее рот и просунуть туда язык – и тут же убрать. И снова, но уже глубже, и снова обратно. Я как будто трахаю ее языком в рот. И Планетка каждый раз коротко выдыхает, когда я вхожу в нее, и словно бы разочаровывается, когда выхожу.
А потом я резко разворачиваю ее спиной к себе, толкаю на зеркало. Вера опирается на него руками, и теперь уже она запрокидывает голову. Прикусываю мочку ее уха и чувствую, как по телу моей любимой женщины снова пробегает дрожь. Но теперь уже значительно более ощутимая, чем прежде.
Ударяюсь пахом в ее задницу - и Вера тут же отвечает движением навстречу, трется об меня – и я, кажется, снова готов кончить, как школьник.
Будь на ней платье, все оказалось бы намного проще. Мои руки забираются под ее спортивную кофту, скользят по плоскому животу, поднимаются выше, накрывают грудь. Планетка дергается, с ее губ срывается отчетливый стон.
Снова прикусываю ее за мочку уха, зажимаю в зубах и немного тереблю, точно доберман, вцепившийся в вожделенную добычу.
— Нас точно выгонят, если будем сильно шуметь, - шепчу ей - и Вера порывисто кивает.
Она будто нарочно трется задницей о мой пах – и мне даже приходится немного отстраниться, иначе все мое желание так и останется в штанах мокрым пятном. Но я тоже не остаюсь в должниках – кусаю ее за шею и одновременно подлажу руками под тонкий лифчик.
Ее твердые соски почти обжигают мои ладони. Зажимаю их между пальцами и немного оттягиваю, вслушиваясь в реакцию Планетки. В другое время и в другом месте, при другом настроении, я бы точно не торопился и помучил свою женщину долгими ласками, от которых она бы снова и снова сходила с ума. Но сейчас у нас нет времени. И сейчас в нас слишком много желания.
Венера дергается, точно от ударов тока, и снова стонет сквозь сомкнутые губы, когда сильнее сжимаю ее грудь, полностью обхватываю ладонями, как свою безусловную собственность.
Я хочу слышать, как она будет стонать. Хочу видеть, как отзывается ее тело. Хочу чувствовать ее энергию, хочу подпитаться ею и отдать взамен свою. Я хочу слишком много, хочу сходить рядом с ней с ума. Сходить с ума вместе с ней.
Одну руку оставляю на груди, а второй ползу вниз, по животу, к поясу ее джинсов, расстегиваю тугую пуговицу, расстегиваю молнию. Медленно, очень медленно, вниз. Почти по миллиметру.
И все это время Вера почти не дышит, почти не шевелится, напряжена, точно натянутая струна. А когда я накрываю ладонью ее раскаленную влагу, широко раскрывает рот и выдыхает так громко, что, вероятно, теперь нас точно спалили, если случайно прохлопали наше внезапное уединение.
Вхожу в нее пальцем. Горячая, податливая, отзывчивая.
В отражении в зеркале ее глаза наполняются чем-то таким, что вполне можно сравнить с безумием. Но это такое яркое и искрящееся безумие, что хочется окунуться в него с головой, броситься с самой высокой скалы, вообще не думая о последствиях.
Я трахаю ее всего лишь одним пальцем, никаких резких глубоких движений, никакой грубости. Она сама подается навстречу моей руке, насаживается с глухими стонами.
Рукой, что обнимал ее за грудь, выбираюсь обратно - и Планетка тут же тянет ее к себе, тянет ко рту и самым бессовестным, развратным и дико возбуждающим образом сначала облизывает мне палец, а затем обхватывает его губами и начинает сосать в такт моим движениям у нее в трусиках. Она не делает это профессионально и со знанием дела, она делает это, скорее всего, вообще мало осознанно. Она делает это, потому что хочет, потому что это ее возбуждает. А ее возбуждение распаляет и меня самого.
Нужно быстрее.
Не знаю, как она до сих пор сохранила в себе такую чувственность. Но моя любимая женщина кончает за считанные минуты, казалось бы, почти от невинных прикосновений. И я вижу, как в момент наивысшей точки, когда ее тело бьется в сладкой агонии, взгляд моей Планетки застилает молочной пеленой. Она не контролирует себя, не контролирует собственное тело и лишь в последний момент, вероятно, на одних инстинктах, впивается зубами в мою руку. И только так не кричит вслух.
Мне плевать на боль, плевать, даже если на месте укуса разойдется кожа – и мы тут все забрызгаем кровью.
Ее удовольствие окатывает меня еще большим желанием ее самой, еще большим желанием повторять с ней это снова и снова.
Чувствую, как ее интимные мышцы плотнее обхватывают мой палец, как сокращаются, распространяя вокруг себя волны оргазма.
В голове я кончил вместе с ней. Так же взорвался и разлетелся как может разлететься только что-то несокрушимое и максимально крепкое.
Не знаю, быть может, это просто скакануло давление, еще немного - и я просто грохнусь с инсультом. Но чувствую себя при этом просто охренеть, как круто.
— Я никогда даже подумать не могла, что займусь сексом в примерочной кабинке, - шепчет Вера и вдруг видит след от собственного укуса на моей руке. Тут же меняется в лице, но я просто прижимаю ее к себе, целую в затылок.
— Сексом? - говорю нарочито удивленным голосом. - По-моему, мы просто трахались как школьники, нет?
Планетка в столь же нарочитом недовольстве плотно смыкает губы, а потом, совершенно неожиданно для меня, показывает язык.
Я даже беру паузу, чтобы отчетливо зафиксировать этот момент, потому что она снова похожа на саму себя. На ту милую девчонку, которая сидела под дверью моей квартиры с мандаринками, купленными на карманные деньги. Я тогда так тупо ее упустил. Так что сейчас на всякий случай подтягиваюсь к ней и прижимаю к себе за талию, совсем уж откровенно второй рукой обхватывая ее упругую маленькую задницу.
Планетка
