на что.Наши зубы стучат друг об друга, когда мы, словно подростки, тянемся друг к другу, прижимаемся теснее, чем немыслимо. Как будто хотим, чтобы наши ребра перемешались в этой мясорубке, срослись и стали одним целым не для одного сердца, а сразу для двух.
Это как будто вернуться туда, где всегда тепло и спокойно.
Где ее волосы пахнут белыми цветами, но в реальности, а не только в моих ночных кошмарах, где я бегу за ней и никак не могу догнать.
— На нас… смотрят, - выдыхает Планетка, отстраняется и, втянув голову в плечи, густо краснеет. - Я ужасно выгляжу. Они подумают, что ты сумасшедший - целоваться с испорченным грибом.
Если бы я нахрен так не возбудился, то точно заржал бы в голосину как конь.
А сейчас могу думать только о том, что она продолжает краснеть и кусать губы, и выглядит скорее… возбужденной, чем испуганной.
Она явно хочет сказать что-то еще, но вместо этого, не глядя, хватает с ближайшей вешалки какой-то наряд и чуть не бегом заскакивает в ближайшую примерочную кабинку, где тут же задергивает занавеску.
Оглядываюсь - девчонки-консультанты даже не делают вид, что им вовсе неинтересно то представление, которое мы для них устроили. Главное, чтобы никто из них не додумался заснять нас на телефон. С них станется. Не каждый день скучные нудные будни разбавляет сумасшедшая парочка. Хотя, может быть, такие шоу здесь случаются гораздо чаще, чем в простом универмаге.
Но эти мысли я даже не успеваю перемолоть, потому что тоже сгребаю с вешалки сразу целую кучу какого-то наверняка дорогущего шмотья и, делая морду кирпичом, топаю в примерочную, где спряталась Вера.
— Могу я вам... - вылетает мне навстречу сотрудница магазина.
Давлю в себе желание съязвить какой-то гадостью и ограничиваюсь коротким: «Нет». У меня нет ни малейшего желания вступать в диалог с кем бы то ни было.
Просто займитесь своими делами, сделайте вид, что нас здесь нет.
Когда бесцеремонно распахиваю занавеска, Планетка стоит ко мне спиной, оперевшись руками в зеркало и опустив голову. Захваченное ею платье уныло свешивается со стоящей тут же мягкой не то скамейки, не то почти дивана.
Вера оборачивается, хотя и без того прекрасно видит в зеркало, кто посмел ее потревожить, и ее глаза становятся буквально огромными. Вздергивает высоко голову и пытается уйти прочь. Но меня слишком много, даже несмотря на простор кабинки. Не проскользнуть, даже если очень сильно пытаться, а Вера сильно не пытается.
Бросаю притащенное шмотье поверх платья и снова задергиваю занавеску, только теперь нас в этой коморке уже двое.
— Пусти, я выйду, - просит она, но даже не пытается протиснуться мимо.
Ее румянец завораживает. Есть что-то почти гипнотическое в том, как смотрит на тебя женщина, как она дышит, как закусывает губы или проводит по ним языком, когда надо всем этим витает отчетливый шлейф ее возбуждения.
— Не смотри на меня так, боже. - Она закрывает лицо руками и мотает головой. - Я ужасно выгляжу. На меня смотреть противно. Это просто…
— Ерунду не городи.
Она нервно сглатывает и снова отворачивается к зеркалу.
Возможно, я всего лишь слишком сильно соскучился по ней и слишком сильно хочу ее. Возможно, ее румянец вообще не про возбуждение, а про простуду и повышенную температуру. Только у нее даже близко не больной взгляд. Где-то злой, раздраженный, наполненный все еще не до конца высказанной обидой, но в тоже время - это сияющий и сверкающий взгляд человека, который не потерял, а приобрел. Приобрел нечто совершенно бесценное, важное и до безумия желаемое. Взгляд, в котором бушует настоящее торнадо из самых противоречивых эмоций, вполне вероятно, от «распять его» до «отсосать с проглотом».
Но это лишь мои мысли и домыслы.
— Я так долго шел к тебе, - говорю что-то такое, чего никогда не произносил даже в молчаливом монологе с самим собой. - Я сделал так много ошибок.
Мне жарко от нашей грызни, от ее взгляда, просто от присутствия Планетки рядом. Скидываю курку и бросаю ее прямо на пол. На мне лишь простая белая футболка в обтяжку. Ни о чем таком не думал, когда ее одевал, но сейчас не могу не обратить внимания на то, как напрягаются руки Венеры, когда она едва заметно тянет их ко мне, а затем, точно преодолевая сильное сопротивление, прячет их за спину, отступает на шаг.
И ей никуда не спрятать взгляд, чтобы не видеть меня - спасибо большим зеркалам. Но она все равно пытается, хоть и терпит здесь поражение.
— Но больше я не ошибусь, - говорю, пристально глядя на нее, выискивая ее взгляд. И ловлю его, цепляю, захватываю, чтобы уже ни за что не выпустить. - Я больше не отпущу тебя. Не в этой жизни. Не хочу говорить, что был дураком и идиотом. Мы оба прекрасно знаем, что это именно так. У нас все могло быть иначе. Но мы с тобой не для того умерли и снова воскресли, чтобы ничему не научиться, чтобы не стать сильнее. И мы со всем справимся. Ты поверила мне когда-то. Сможешь поверить снова?
Шагаю к ней - и на этот раз Венера не пятится.
Присаживаюсь перед ней на одно колено, обнимаю и упираюсь лбом в ее живот.
Тоненькая, маленькая, но невероятно сильная, несломленная.
Вдыхаю ее аромат, наполняю себя им, чтобы сохранить в своих легких. Я чувствую ее тепло, даже жар чувствую, как по телу моей маленькой балерины пробегают волны тихой дрожи.
Ее руки ложатся на мой затылок. Все еще напряженные, неуверенные, едва ощутимо прикасаются к волосам, гладят их, перебирают, а затем чувствую, как она тянет меня вверх - настойчиво и куда более уверенно, чем касалась мгновения назад.
Запрокидываю голову.
По ее щекам текут слезы. Целая река слез. И все равно она улыбается. Пытается остановить потоп, но улыбается - широко и открыто.
Поднимаюсь, тянусь к ее губам, соленым от слез. Слизываю эту влагу, пью ее. Покрываю поцелуями ее щеки, глаза, снова возвращаюсь к губам. Она отвечает - порывисто, с придыханием, цепляется в мою спину, комкает в кулаках ткань футболки.
Одним скользящим движением запускаю руки под ее белоснежную шубку - и та сама собой сползает с изящных плеч. Успеваю подхватить ее и тоже отправить на импровизированный диван.
Ее губы такие мягкие и податливые, а дыхание такое сбивчивое,
