заводит руки за спину и кладет их на мои джинсы.
И вот тут мое желание шутить и припираться выходит вон, громко хлопнув дверью. Оргазм в голове вовсе не отменяет желание трахнуть ее по-настоящему и, чего уж греха таить, кончить в нее, залить ее спермой, пометить свою самку. Не знаю, как это работает, и что бы об этом сказали серьезные психологи. Но мне и не интересно. Я хочу свою женщину и хочу сделать с ней много всего развратного и грязного. И чтобы она просила еще. Потому что для нее это не будет развратом и грязью, для нее это будет самым лучшим сексом в мире. Не как у подруги, не как в романтических книгах, не как в порно – как с человеком, который на физическом уровне нуждается в ее оргазме. А еще лучше – в нескольких.
— Нарываешься, - только и могу прохрипеть ей на ухо.
Как бы я ее ни хотел, но на нас слишком много одежды, чтобы...
— Еще как нарываюсь, - закусывает нижнюю губу она.
Ее руки на моем члене, пусть и через одежду, движение за движением все больше лишают меня возможности рассуждать хоть сколько-нибудь здраво.
— Я сейчас стащу с тебя всю эту дурацкую одежду, - говорю, глядя точно в отражение ее глаз. – Прости, она, конечно, красивая, но не здесь и не сейчас. Поставлю тебя раком и трахну, вставляя по самые яйца.
Она не отводит взгляд, а дрочить мой член начинает плотнее и быстрее.
— А если тебя не пугает даже это, то, когда буду кончать, забрызгаю твою задницу так обильно, что не хватит всех твоих салфеток, чтобы избавиться от моей спермы.
Ее пальцы останавливаются на моей ширинке и судорожно пытаются нащупать заветную пуговицу.
— Хочу, чтобы кончил в меня. Хочу. Хочу.
Ее губы дрожат, когда пуговица не поддается.
Следующие минуту мы проводим, точно подростки, у которых на подъезде к дому уже показалась машина родителей, а когда получится уединиться в следующий раз – никому не известно.
Стаскиваем с себя все лишнее, помогаем друг другу, буквально выковыриваемся из таких неудобных для секса вещей. Если сейчас сюда кто-то заглянет – это будет полный провал. Но нам все равно. мы настолько поглощены друг другом, что весь оставшийся мир, за такой тонкой и невесомой перегородкой, будто перестал существовать. Есть только мы. Есть только желание друг друга. Есть только удовольствие, которое мы можем друг другу подарить.
Планетка снова разворачивается ко мне спиной, изгибается в пояснице и приподнимается на носочки. Я значительно выше ее, но мы справляемся и так.
У меня каменный стояк, но я намеренно медленно вхожу в нее. Наполняю собой, чувствую, как она обхватывает меня, как принимает. Замираю, когда погружаюсь полностью, даю привыкнуть и тоже почувствовать. Медленно обратно, почти выхожу. Вера мотает головой и тянется задницей бедрами следом. Разом в нее. До громкого выдоха с ее стороны, до широко распахнутых глаз, до ощущения раскаленной лавы вокруг моего члена.
Мои руки на ее заднице, обхватываю их, тяну на себя, чтобы быть еще глубже, максимально глубоко. И наращиваю скорость.
Она просто охренительно выглядит в отражении зеркала – и я хочу ее видеть, хочу продолжать наблюдать за ее реакцией. И она, скосив взгляд в сторону, тоже видит, как я вхожу в нее, каждое мое движение.
Быстрее и быстрее. Жёстче. Пока все тело не начинают пронизывать волны предвкушения, близкого оргазма. Наверное, если бы сейчас кто-то ворвался в кабинку, я бы не смог остановиться.
Вера почти лежит на зеркале. Ее ладони скользят по нему, будто пытаются за что-то уцепиться. Ее ноги дрожат и подгибаются – и я подхватываю ее, не давая упасть. И она кончает. К сожалению, на этот раз вынуждена кусать собственные руки. Дрожит, вибрирует на только ей известной волне. Но отголоски этой волны, этого удовольствия, передаются и мне. Сносят мне голову.
Кончаю долго и, кажется, пиздец как обильно. Вгрызаюсь в нее, врезаюсь, накачиваю собой. В ушах звенит, а мир становится гулким и ватным, точно меня со всего размаху бросили в воду.
Только теперь где-то на самом краю сознания мелькает мысль, что камеры, вполне возможно, установлены и в каждой кабинке. И работницы магазина, вооружившись попкорном или бокалом хорошего вина, сейчас с удовольствием за нами наблюдают.
Отчего-то эта мысль вызывает на и без того довольной морде широкую улыбку.
— Что-то не так? – едва шепчет Вера, прижимаясь ко мне спиной.
Я вышел из нее – и теперь мы оба можем видеть, как по ее ногам стекает все наше безумие. Сука, почему меня не воротит от этого? Почему, блять, возбуждает?!
— Я люблю тебя, Планетка, - говорю самое банальное, что только можно, но самое откровенное и важное, что заполняет мое черствое сердце.
Чувствую, как сильно бьется ее сердце.
— Разве это так смешно? – все еще настороженно спрашивает она.
— Нет. Смешно будет, если по выходу нас забросают ценными советами, если тут есть видеонаблюдение.
Не хочу даже выпускать ее из рук. Но одеваться действительно надо. Достаточно испытали терпение местной администрации.
Глава семьдесят шестая: Меркурий
Глава семьдесят шестая: Меркурий
Когда мы приводим себя в порядок и спускаемся по лестнице торгового центра, Венера замедляет шаг, и я снова чувствую ее беспокойство, когда понимаю, что до дверей остается пара метров. Останавливаюсь и, взяв ее за руку, делаю крутое пике в сторону маленькой кофейни здесь же, откуда доносится приятный аромат кофе и выпечки. Самое время начать корить себя за то, что я успел заняться с ней сексом, но не нашел достаточно убедительных слов, чтобы она, наконец, перестала дергаться из-за вещей, которые теперь целиком на моей ответственности.
Планетка накидывает на лицо капюшон и снова ныряет в свои темные очки, в которых похожа на голивудскую звезду, скрывающуюся от папарацци. Мы садимся за стол и пока ждём наш заказ, она вдруг спохватывается, взял ли я папку с документами.
Кладу ее на стол, улыбаюсь и жду пока Вера выдохнет.
— Это что-то важное, - говорит она, справившись с приступом паники, но когда отпивает кофе, кривится и жалуется, что теперь у нее будет ожог на языке.
Я в ответ делаю то же самое и корчу рожу, чтобы немного сбавить градус напряжения. Но раз она так настаивает на документах, то все-таки достаю сразу
