еще и «князюшком»). Иван торгуется с купцами, выговаривая самые выгодные для матери условия сделки. Приводимая в других текстах мотивировка заставляет сомневаться в сравнительно высоком социальном статусе героя (чтобы «до гробной доски ей да не скитатисся»; «не ходила бы старуха бедна по миру, не сбирала бы ломтей резаных...»). Использованы две формулы, отсутствующие у Никитина (описание того, как Ивана заковали в кандалы, и точная в деталях картина отплытия корабля). «Купцы-вавилоняна» фигурируют еще в варианте выгозерского певца, а искаженно — и в записи с Карельского берега («купец Павел Павилонович» — Черн., 53).
№ 25. Козарин. Единственный вариант былины из Онежской губы; в соседних регионах Поморья, на Пинеге и Мезени относится к числу наиболее популярных. Текст отлично скомпонован, в основе композиции — принцип повторов, чаще всего троекратных. Исполнительница владела былинной фразеологией, обладала богатым набором постоянных формул и эпитетов. Использован развернутый плач русской полонянки, отсутствующий или редуцированный в большинстве записей Архангельско-Беломорского края. Однако сюжет старины А. Коппалиной предельно прост. Нет предыстории Козарина, эпизода с вещим вороном, не рассказывается об угрожавшем инцесте, возвращении дочери к родителям. Имя героя названо в самом конце былины. Имя «Елисафия» — эхо духовного стиха «Егорий и змей».
№ 26. Наезд на богатырскую заставу и бой Подсокольника с Ильей Муромцем. Коппалина помнила старину нетвердо, пропустила или скомкала некоторые важные эпизоды; запамятовала имена большинства богатырей, стоящих на заставе; опустила рассказ о выезде Добрыни против «нахвальщичка», не упомянула о кровном родстве Ильи и Подсокольника, о чем позволяет догадываться лишь немотивированное убийство Омельфы Тимофеевны. Но текст богат редкими деталями и формулами. Некоторые сближаются с вариантом Архангельского уезда (Кир., IV, с. 12). Соперника Ильи зовут «Подсокольником» (в сборнике Киреевского — «Сокольником»), его мать — «Омельфой Тимофеевной» («Амелфой Тимофеевной»). О своей родословной юный богатырь говорит: «Я-й от батюшка от камешка от ладыря, я-й от матушки Омельфы Тимофеёвной». Видимо, сказители с Онежского берега переосмыслили традиционную формулу, сохранившуюся в более ранней архангельской записи и обозначавшую пространственные понятия («От моря я от Студеного, от каменя я от Ла́тыря, от той от бабы Лата́горки»). Эти схождения не свидетельствуют о прямой генетической связи данных вариантов. В былине Коппалиной немало других элементов, отсутствующих в тексте Архангельского уезда и зафиксированных Григорьевым в Онежской губе.
№ 27. Князь, княгиня и старицы. Типовой онежский вариант, не выходящий за рамки местной редакции сюжета. Единственное отклонение от нее — княгиня не названа по имени. В финальной сцене использована оригинальная «формула невозможного»: живая и мертвая вода находится под «камешком плавучим» (ср. № 35, в котором фигурирует «сер камешек»).
№ 28. Нашествие французов в 1812 году [Смерть Лопухина]. Григорьев ошибочно определил сюжетную принадлежность произведения. На самом деле это песня о гибели генерала В. А. Лопухина (1757 г.), участника Семилетней войны. Лишь отдельные строки связаны с темой войны 1812 года (упоминание «френцуза», его угрозы пройти «Русеюшку» и зайти в «камянну Москву»). Традиционный сюжет песни о Семилетней войне передан достаточно полно; правда, Лопухин превратился в «Лопухова», а в финальном эпизоде его заменил безымянный персонаж, один из умирающих русских воинов. Упоминание «сударушки» — результат искажения воспринятого на слух текста. Обычно умирающий Лопухин хочет написать «государю самому» о беспорядках в армии. В обращении «Вы казаки, вы поляки, удалые молодцы» слово «поляки», видимо, ассоциировалось с «полем», а не с «Польшей».
№ 29. Нашествие французов в 1812 году [Смерть Лопухина]. Текст почти дословно повторяет предыдущий и, вероятно, восходит к тому же источнику. Совпадают даже искажения («вы казаки, вы поляки...», «мелкой пещёрской силы» вместо «солдатской») и фонетические аномалии («френцуз», «лист-бумажку со ярбом», то есть гербом).
№ 30. Братья-разбойники и их сестра. Баллада чрезвычайно популярна во многих областях России, композиционно стабильна; варьирование касается отдельных формул и деталей повествования. Влиянием поморского быта правомерно объяснить то, что братья разбойничают на море (ст. 16—21); в большинстве других регионов — на суше или на большом озере («на шумячем, на гремячем на Онегушке»). Финальная сцена опущена, но драматическое узнавание родственников подразумевается. Смена повествования от третьего лица на рассказ от имени героини (со ст. 8) характерна для этой баллады.
№ 31. Мать князя Михайла губит его жену. Запись, как и № 20, частично перекликается с поморскими записями, частично — с пинежскими. Только традиционная деталь «востра сабля переломилась» заменена индивидуальной новацией: «у коня дуга сломилась».
№ 32. Две поездки Ильи Муромца. Текст на всех уровнях близок к варианту А. Коппалиной из той же деревни (№ 21). Исполнительница не называет стоимость ценных вещей из снаряжения богатыря, зато использует идеализирующие эпитеты («седёлышко неседлано», «плётоцька несвистана»). Словосочетание «убить-склонить», видимо, результат разрушения эпической формулы «под меч склонить». Во второй части сюжета описывается угощение Ильи Муромца хозяйкой; не говорится о ее пленниках, но подчеркивается, что и вторую часть подписи на камне богатырь опроверг: «Во дороженьку съездил, жона́той не стал».
№ 33. Туры. Обособившийся запев былины «Василий Игнатьевич и Батыга»; большинство ее записей приходится на долю Западного Поморья, известна она и в казачьих областях. Старина о Василии Игнатьевиче в Поморье не зафиксирована собирателями, самые близкие районы ее бытования — Онего-Каргопольский край, Мезень; один вариант найден на Пинеге. Эпический запев, предвещающий нашествие татар на Киев, поморы обычно переосмысляли, воспринимая его как символическую картину крушения истинной веры (см. стихи 20—27).
№ 34. Соловей (Будимирович). Былина известна только в севернорусских записях, основной район ее бытования — Онего-Каргополье; в других регионах, в том числе и в Поморье, найдены единичные варианты. Текст почти не имеет отклонений от общерусского стандарта. В зачине былины описывается лишь корабль «Соловеюшка» (обычно упоминаются тридцать судов, среди которых богатством убранства выделяется корабль заезжего «гостя»). Ст. 16 позаимствован из духовного стиха «Голубиная книга», а ст. 53—56 — из местной редакции исторической песни о гневе Ивана Грозного на сына, входившей в репертуар певицы (Григ., I, с. 118). Описание швартовки парусника (ст. 18—21) навеяно реалиями повседневного быта поморов, занимавшихся охотой на морского зверя, рыболовством и торговлей. Видимо, певица смутно представляла себе статус «солнышка Владымёра славнокиёвска»: Забава — «доць купецеска» (ст. 29) называет его «родным батюшкой» (ст. 65). Необычна развязка былины — воспользовавшись неосмотрительностью Забавы, Соловей увозит ее на своем корабле. Здесь можно усмотреть влияние популярных баллад о похищении девушек. Но не исключено, что в Поморье сохранилась память об архаичном обычае «умыкания невест» (не случайно герой ведет переговоры только о торговых делах, а не о сватовстве; ср. одну из печорских записей — БП (Свод), № 165).
№ 35. Князь, княгиня и старицы. Текст содержит все детали и подробности местной редакции сюжета. Как и в других вариантах из дер. Колежма, «старици, монашици» не были в
