старшей сестры моей жены. В нем сообщалось, что после революции их жизнь пошла наперекосяк: больше не платят пенсию теще, которую дочка получала по доверенности; мужа Андрея перевели в обычные секретари, потому что все руководящие посты разобрали румыны; самой Ирине пришлось сдуть пыль с диплома и устроиться преподавателем французского языка в гимназию, потому что денег катастрофически не хватает; прислугу больше не держат, все по дому делает сама и дочь помогает; старший сын окончил гимназию, но не может получить высшее образование, потому что оно платное, болтается без дела, потому что и работы тоже нет; скоро дочь окончит гимназию и останется необразованной, а там и младший сын подрастет… Я обо всём этом предупреждал жену и тёщу, но мне не верили. Прочитав письмо, поревели дружно и решили, что мама останется и Глаша тоже — куда она поедет без хозяйки⁈ Я созвонился с адвокатской конторой «Братья Дюпон», предложил им заняться оформлением гражданства еще для двух человек. Поскольку они живут на территории Швейцарии без малого пять лет и одна имеет родственников среди граждан страны, причем очень влиятельных, проблем быть не должно. Вероник написала старшей сестре, что мама останется с нами, а Николя может приехать к нам и поступить в Женевский университет. Пусть в конце июля, когда в Женевском университете начнутся летние каникулы, доберется, как сумеет, до Швейцарии или докуда сможет, и отправит нам телеграмму с адресом, где остановился. Я приеду за ним, заберу. К письму приложил чек на сто швейцарских франков. Не был уверен, что не украдут на румынской почте, поэтому так мало.
Недели через три пришло письмо от Ирины, что чек получили и обналичили, что благодарны и рады… После этого сестры обменялись еще несколькими письмами. В последнем старшая сообщила, что сын выедет после двадцать пятого июля, когда я буду на каникулах. Мы ждали его дня через два-три, максимум четыре после этой даты. Телеграмма пришла тридцать первого июля из Любляны, главного города Дравской бановины (губернии) недавно образованного Королевства сербов, хорватов и словенцев.
Первого августа был праздник образования Швейцарской конфедерации, который отмечается во всех кантонах. В девять часов утра, о чем предупредили все местные газеты, над городом строем клин пролетели три раза семь аэропланов — три истребителя в центре и по два бомбардировщика по краям, за которыми тянулись шлейфы дыма, чередуясь, красного и белого. Дымовые шашки были изготовлены студентами университета во время лабораторных занятий по химии. Восторгу жителей кантона не было предела. У них теперь всё, как у взрослых.
На следующее утро я заправил полные баки горючим и полетел в Любляну, которая значилась Лайбахом в купленном мной в Дижоне, французском атласе для летчиков с нанесенными на карты аэродромами Европы, Северной Африки и Ближнего Востока, известными составителям. Судя по карте, преодолеть надо было шестьсот пятьдесят километров — почти пять часов лёта. Благо день был солнечный, на высоте три тысячи метров теплый и с легким боковым южным ветром. Внизу проплывали серо-коричневые горы и голубые озера, потом пошли холмы, покрытые зелеными лесами, желтые, убранные поля, голубые реки и озера и населенные пункты, маленькие, средние, большие… Где-то вдалеке справа ненадолго показалось сине-зеленое море. Или в этом месте небо прислонялось к лесу.
Через пять часов я начал от скуки перекачивать топливо из запасного бака в главный, хотя мог поручить сделать это на стоянке мотористам, заплатив пару франков. Любляну узнал по замку на высоком холме. Было заметно, что заброшен, разрушается. Рядом с холмом каменные дома с красно-коричневыми крышами. Аэродром был возле противоположной окраины — длинный луг с желто-зеленой травой, в одной части которого паслось стадо буро-белых коров. Аэропланов не увидел. Вышка деревянная. Судя по отсутствию флагов, на ней никого не было. Рядом три деревянных здания, одно небольшое квадратное и два прямоугольных длинных, наверное, ангары. Я не стал делать круг, сообщать о желании приземлиться, сразу зашел на посадку. Приземлился плавно, подкатил почти до прямоугольного домика, из которого вышел заспанный мужчина лет двадцати восьми, одетый в рыже-коричневый комбинезон и в кожаные шлепанцы на босу ногу. Широкорото зевнув, он подергал правой рукой округлую бороду, будто не мог поверить, что приземлившийся аэроплан не приснился ему.
— Добрый день! — поздоровался я, поменяв шлем на шляпу и выпрыгнув из аэроплана.
Это приветствие на всех славянских языках звучит похоже, не перепутаешь.
— Добэр дан! — ответил он.
— Оставлю аэроплан на пару часов. Присмотришь? Я заплачу по франку за каждый час, — медленно произнося слова, чтобы собеседник понял, сказал я.
— Конечно, не беспокойтесь, пан, — согласился он на словенском.
— Не подскажешь, где поймать извозчика и где гостиница «Старый Тишер»? — спросил я.
— Там, — показал он рукой, — на перекрестке возле таверны стоят извозчики, а «Старый Тишер» за мостом Змия, возле железнодорожного вокзала.
Двуместная пролетка была с обтянутым черной, потрескавшейся кожей сиденьем и извозчик казался помолодевшим братом Павлина.
Я сказал, куда мне надо, и предложил:
— Заплачу серебряный швейцарский франк или остановимся возле какого-нибудь банка, поменяю на австрийские кроны. Или какая у вас сейчас валюта?
— Говорят, скоро динар выпустят, но пока кронами расплачиваемся, — сообщил извозчик. — Серебро возьму любое. Садитесь, пан,
Мост Змея оказался каменным с двумя позеленевшими бронзовыми драконами по обе стороны на каждом конце. За ним начиналась центральная часть города. Мы миновали ее, выехали почти к противоположной окраине. Там на тихой улочке располагалось одноэтажное каменное здание с вывеской «Старый Тишер». Я бы в этой жизни в таком не остановился, поэтому решил, что, наверное, ошибся, и попросил извозчика подождать.
— Постою здесь. Клиентов все равно нет, — заверил словенский вариант Павлина.
В небольшую комнатку, которую язык не поворачивался назвать фойе, с деревянной стойкой метровой длины и высоты, расположенной у правой стены, свет попадал через узкое окно. Был еще керосиновый фонарь на полке, прибитой к стене, но сейчас не горел. Дальше уходил полутемный узкий коридор с дверьми по обе стороны. Несмотря на дверной колокольчик, прозвеневший довольно громко, никто не появился. Я увидел на стойке еще один, так сказать, ударного действия, и дважды приложился к нему кулаком.
— Иду-иду, чего трезвонить! — послышался сердитый женский голос из дальнего конца коридора.
Дама была полной, с объемными сиськами, нависающими над верхним краем темно-красного передника, надетого поверх зелененького платья с желтыми цветочками и рукавами до локтя. Черные волнистые волосы зачесаны наверх и завязаны красно-синим платком, напоминающим чалму. Она посмотрела на меня удивленно. В ее курятник такие важные птицы не залетают.
— У вас живет мой племянник Антиохин? — спросил
