две научные статьи по красителям для пластических масс, которые опубликовали во французском журнале «Анналы химии и физики». Оба номера были выставлены на обозрение в витрине за стеклом возле учебной части, где вывешивали объявления. Профессора Женевского университета тоже занимались научной работой, но выхлоп был слабый. Самые способные убегали в Берн, Цюрих или уезжали заграницу. Мне тоже прислали предложение из Бернского университета, пообещав за меньшее количество лекций бо́льшие деньги, но я отказался, сославшись на слабое знание немецкого языка, на котором там ведется преподавание, чем беспредельно обрадовал заведующего кафедрой химии и ректора университета.
Я подал заявки на все свои изобретения, за исключением целлюлона, который уже зарегистрирован на Жака Брандербергера, как целлофан, в Федеральное ведомство духовной собственности, как в Швейцарии называется заведение, занимающееся выдачей патентов. Кстати, оно было первым в мире, и в нем всего несколько лет назад работал Альберт Эйнштейн. Располагалось ведомство в Берне. По совету Люка Болье я подал заявки через частное бюро «Гюнтер и партнеры», находящееся там же, потому что требовалось выдержать строгие условия составления, начиная от формата и плотности бумаги. Я списался с ними, после чего выслал необходимые материалы и чек на оплату государственных пошлин и частных услуг. Все заявки были зарегистрированы. Значит, с этого момента пойдет отсчет моего права на изобретение, если получу патент. Всякий, кто подаст позже, будет послан. Как мне сказали, рассмотрение может занять несколько месяцев. При положительном решении я получу патент, и с даты его выдачи начнется двадцатилетний отсчет действия моих прав. По окончанию этого срока изобретение станет достоянием всех.
К тому времени в России случился Октябрьский переворот, и те, кто был никем, там ими и остались за редчайшим исключением, но никемов стало намного больше, потому что в эту категорию низвели и многих из тех, кто раньше был кем-то. В Западную Европу потянулись беженцы, самые сметливые, догадавшиеся, что по-старому уже не будет. Их пока мало и это люди с паспортами, деньгами, хорошим образованием и опытом в своем деле, поэтому встречают хорошо. Кое-кто добрался до Женевы, и то тут, то там порой слышу русскую речь. Кстати, среди студентов тоже много выходцев из Российской империи, теперь уже бывшей, особенно девушек на медицинском факультете, и есть даже лаборанты, ассистенты. Если у них хватит мозгов остаться здесь, то не окажутся в скором будущем на Соловках по обвинению в работе на швейцарскую разведку, и весь мир узнает, что у Швейцарии она таки есть.
175
В конце весны и начале лета начали приходить патенты, а вслед за ними и коммерческие предложения от швейцарских компаний. Первыми отреагировали производители техники, работающей от электричества: «Браун Бовери и Ко», «Братья Зульцер», «Эшер-Вис и Ко». Их интересовала предложенная мной разноцветная изоляция проводов. Первым двум я продал права за десять тысяч франков каждой, а с третьей взял акциями компании, прикупив еще на полученные деньги от первых. После «технарей», когда получил патенты на красители, подтянулись три химические компании, акционером которых я был: «Гейги», «Химический завод Сандоз» и «Компания химической промышленности Базеля». Я предложил им встретиться утром двадцатого июля в Берне в гостинице «Националь».
Вероник тут же согласилась поехать со мной, хотя собирался смотаться один на машине. От Женевы до Базеля двести пятьдесят три километров. Трястись с женой в машине я не решился. Поехали поездом в вагоне с сидячими местами, который считался здесь второклассным, но мало чем отличался от третьеклассного в России. Впрочем, ехать пришлось всего часов шесть и по живописным местам. У меня большое подозрение, что нейтралитет Швейцарии — это следствие красивой природы. Как-то пропадает желание воевать, когда живешь среди таких восхитительных пейзажей.
Нынешнее четырехэтажное здание отеля «Три короля (волхва)» было построено в середине прошлого века, как заверил нас извозчик, нанятый на железнодорожном вокзале-дебаркадере, напоминавшем Московский в Питере, однако первый вариант появился на этом месте в семнадцатом веке. Располагался он на левом берегу Рейна рядом с каменным мостом. Над входом барельефы трех волхвов, несущих дары новорожденному. В немецкоговорящих кантонах их называют королями, откуда и название отеля. Внутри все помпезно по протестантским меркам, то есть не очень дорого. Электричество есть, телефон есть, ванная и горячая вода есть, но лифта нет.
Портье — пожилой мужчина с густыми седыми бакенбардами, делавшими его узкое лицо в два раза шире — взяв мою визитку, подтвердил, что заказанный вчера по телефону номер готов к заселению, после чего произнес с сочувствием на французском языке:
— Примите наши соболезнования по поводу гибели вашего императора!
Подъезжая к отелю, я слышал крики мальчишки, продававшего газеты, о сенсации — расстреле царской семьи в Екатеринбурге. Не будь Николай Второй самоуверенным безмозглым ничтожеством, начал бы реформы лет десять назад, не полез бы в войну за интересы англичан — и правил бы и дальше, пусть и с сильно ограниченными правами. Так что получил, что заслужил.
— Мир праху, но нас его судьба не интересует, мы граждане кантона Женева, — поставил я в известность, после чего предупредил: — У меня завтра утром встреча здесь с деловыми партнерами. Если будут спрашивать, скажите, что я приехал.
— Обязательно, месье! — заверил он и подозвал молодого парнишку в красной европейской униформе и почему-то в черной турецкой феске, чтобы, прихватив наш чемодан, проводил в номер-люкс на втором этаже по крутой каменной лестнице. Этажи здесь высокие, метров по пять.
На следующее утро в девять часов в специальном небольшом зале для заседаний, который имелся в отеле «Три короля», я встретился с представителями трех самых крупных химических фирм Швейцарии. Только одну представлял хозяин Эдуард Сандоз, шестидесятипятилетний худощавый мужчина с узкими усиками над пухлыми губами, от остальных были директора: Иоганн Шрайбер от «Компании химической промышленности Базеля», лет сорок семь, полноват и подвижен, лысина спереди, которую компенсировали усы и борода средней длины, и Густав Гербер от «Гейги», пятьдесят два года, рослый и крепкий, в силу чего, наверное, медлителен и задумчив. Официант принес мне чай, а остальным кофе. Мы уже были знакомы заочно, проведя предварительные переговоры по приобретению прав на производство красителей по моим патентам, поэтому я сразу перешел к делу на немецком, который немного подтянул в Женеве, потому что там часто приходилось говорить на всех четырех официальных языках Швейцарии (еще итальянский и местный вариант немецкого).
— Господа, мне, как имеющему доли в каждом предприятии, неприятно видеть, как вы устраиваете ценовые войны, выдавливая друг друга. В Швейцарии нет запрета на создание картелей. Почему бы вам не объединить усилия в
