Другие телеги были нагружены мехами, третьи — шёлковыми тканями и кусками материи.
Меха лисьи, собольи, беличьи, тибетские и других сортов лежали в кучах, перемешанные друг с другом, и часто, свешиваясь, волочились по земле. Шёлковые материи, тщательно свёрнутые в кусках, и материи раскрытые, блестели красотой переливов своих ярких цветов. Нагруженные телеги с трудом везли на себе по трое индусов, взявшись за оглобли спереди, и столько же помогали им везти телегу сзади.
Повернув к английскому посольству, я вошёл во двор бывшей китайской академии паук, Хань-Линь-Юань, игравшей весьма видную роль в осаде английского посольства, смежного с нею. Весь громадный её двор был уставлен роскошными красными китайскими каретами, принадлежавшими несомненно дворцам. В открытые двери сараев везде виднелись вещи, добытые из китайских домов. В английском посольстве проводились всенародные аукционы, на которых, как мне говорили, распродажа шла очень бойко и выручались за вещи, особенно меха, большие деньги».
Вот что рассказывают об англичанах.
Ну а как поступали с китайцами другие народности? Оформленного и разрешённого присвоения имущества как военной добычи рассказчик не видал и не слыхал, но отдельные лица разных национальностей грабили и похищали имущество и драгоценные вещи и из китайских дворцов, и из частных жилищ, и из китайских магазинов. Расхищение китайского имущества практиковалось в широких размерах.
«Я знаю лиц, — говорил тот же очевидец, — которые под охраной важного влияния, прожив несколько дней в одном из богдыханских дворцов, возвращались с телегами, нагруженными многоценными вещами; я знаю многих лиц, которые вывезли драгоценных и ценных вещей по нескольку десятков ящиков; я знаю лиц, которые вооружённые в первые же дни брали подводы и отправлялись по оставшимся магазинам и похищали оттуда шёлковые материи и разные вещи, но я знаю также и других лиц, которые не приобрели ни одной китайской вещи. Некоторые отдельные эпизоды ярко запечатлелись в моей памяти: как живого, вижу одного любителя-коллекционера, который, весь красный и запыхавшийся, тащил прелестные старинные дорогие часы, но я вижу лицо и одного из офицеров-казаков, который говорил мне:
«Знаете, стыдно как-то не только самому брать, а стыдно за других, которые берут!»
Относительно грабежа отдельных лиц молва указывала особенно на французов и американцев. Говорили даже об одном случае особенной изобретательности, когда пойман был американец, пытавшийся спуститься через крышу одного из императорских дворцов, чтобы миновать поставленную вокруг стражу. Рассказывали затем, что после обхода в первые дни дворца богдыханши, в комнате, в которой были оставлены 163 футляра с драгоценными вещами, остались одни футляры, а вещи красовались затем на новых владельцах. Тянь-Цзинь и Нагасаки были по выходе войск из Пекина первыми ярмарками, на которых шла бешеная распродажа похищенных сокровищ.
Русские люди не оказывались способными ни на что подобное. Никто не решится бросить в русского воина упрёк в насилии над побеждённым народом.
Правда, нет семьи без урода, но случаи, когда русские солдаты показывали себя с отрицательной стороны, не то что редки, а единичны.
Да и то для виновных они не сходили с рук. В то время, когда важные европейские начальники оставляли отвратительнейшие преступления без возмездия, смотрели на всё, что творится их подчинёнными, сквозь пальцы, всякий раз, как в русской семье оказывались уроды, они без всякого потворства выбрасывались из этой семьи вон[99]...
И благодаря этому русские воины возвращались домой из этого похода, где было столько соблазнов и где вся Европа опозорила себя, незапятнанными[100]...
И не только незапятнанными вернулись они на родину, но даже с самой высокой почестью, которую побеждённые могли оказать победителю...
В то время, когда в Пекине и во всём несчастном Китае не было жителя, который не проклинал бы Европу и европейцев, русское имя благословляли все бедняки...
И благословляли вполне заслуженно!
Европа грабила столицу Китая напропалую. Последняя одежонка отнималась у бедняков. Образовался даже новый род китайского экспорта: в Европу из Китая отправлялись суда, нагруженные «живым волосом», то есть волосом, срезанным с головы живого человека. Европейцы не побрезговали в своей безмерной алчности даже пресловутыми китайскими косами. Когда население было ограблено до последней нитки, образовался целый промысел: «охота за косами». У китайца отнималось последнее его достояние — коса. «Живой волос» в Европе был в хорошей цене.
И в это самое время, когда европейцы обезлюдивали столицу Китая, когда десятки тысяч бедняков были обречены на голодную смерть, остававшиеся в Пекине русские организовали даровую раздачу риса всем нуждающимся...
Рис доставался каждому, кто приходил. Множество бедняков было спасено от мук голодной смерти, и китайцы увидели, что русские не враги им, а добрые братья, страшные противники на поле брани и полные милосердия к побеждённым...
Таково было положение вещей в Китае в тот момент, на котором мы кончаем этот наш рассказ.
Ко всему, что уже говорено, остаётся добавить немногое.
Читатель помнит, что за несколько часов до вступления европейцев в Пекин бежали из своей несчастной столицы император Куанг-Сю, императрица-мать Тце-Хси, принц Туан со своим сыном, малолетним наследником престола.
Это было действительно постыдное бегство, а не удаление повелителя страны из своей столицы.
Энергичная, всегда доселе сохранявшая бодрость духа Тце-Хси, которую в Европе сравнивали с мудрой русской императрицей Екатериной Великой, теперь потеряла голову.
Такого исхода поднятой ею борьбы она никак не ожидала. И Тце-Хси, и её ближним сподвижникам Туану, Кан-Ий, Тун-Фу-Сяну, в особенности последнему, слишком уверившемуся в превосходство своих маньчжур, показалось, что китайский народ окончательно готов к решительной борьбе с белой расой.
Да и как же им было не думать этого, когда сами европейцы постарались подготовить Китай к этой борьбе, когда они сами обучали китайские войска военному искусству и снабжали страну усовершенствованным оружием?
И вдруг все приготовления пошли прахом.
