к поясу
Стеллы, хмыкнул:
— Мы так низко пали, Джонни?
Томми, слушающий все это, понимал, что оскорбление несправедливо. Анжело как-то заставлял Лисс носить лонжу — в тот год, когда они готовились к смотру у Фортунати. И Джонни об этом тоже знал.
— Я разрешаю Стелле попробовать два с половиной и не хочу, чтобы она неудачно упала.
— Почему? Это же лучший способ научиться.
Джонни пожал плечами.
— Твои спартанские методы несколько устарели. Так она будет учиться без особых проблем, пока не уловит ритм. Все поймет без риска какой-нибудь глупой травмы.
— С этой штуковиной она никогда ничего не поймет. Лонжа все сделает за нее.
— Чушь собачья, — отрезал Джонни так, будто на этот аргумент не стоило даже дыхание тратить. — Томми, ты не делаешь два с половиной? Бьюсь об заклад, с лонжей ты бы научился в два раза быстрее.
Томми задумчиво посмотрел на лонжу.
— Я хотел попробовать в тот год, когда мы были с Вудс-Вэйлендом, но Папаша не позволил.
— Если ты будешь его делать, — запальчиво сказал Марио, — то учиться будешь правильно и без всяких долбаных прибамбасов. Научишься, как падать и не свернуть себе шею. А ты, Джонни, если тебе есть хоть какое-то дело до Стеллы, имей в виду: учиться надо правильно!
Глаза Джонни полыхнули.
— Да пошел ты, Мэтт! Я буду учить свою жену, а ты учи своего… — он запнулся, и какие-то полсекунды в его молчании были лишними, — своего партнера. И избавь меня от своих блестящих замечаний, синьор Марио!
— Мой способ был вполне хорош для Барни Парриша! Может, для тебя и Стеллы он недостаточно хорош, но я собираюсь и впредь его придерживаться!
Клэй был самым ярым сторонником Джонни. Марио еще не разрешал ему летать, позволяя — как в свое время Томми — только раскачиваться и падать. Однако с попустительства Джонни Клэй начал учиться кое-каким простейшим трюкам и вскоре смог, сняв лонжу, полететь в руки Джонни, не проделав при этом и четверти падений, доставшихся на долю Томми в том же возрасте.
— Ну и что? — заявил Марио, когда Джонни указал ему на это обстоятельство. — Конечно, он делает все правильно, но это чувство времени, когда замечаешь доли секунды, в нем не выработалось. Он даже толком не знает, как падать.
Разумеется, если все будет нормально, он упадет правильно, но это еще не инстинкт. Я переживал падения, которые могли бы стать смертельными, только потому, что натренировался падать после любой мыслимой ошибки. Умение падать — настоящее умение — не дало Джо и Люсии убиться. Клэй этого не умеет, а с тобой так и не научится.
Джонни начал было отвечать, но прикусил язык.
— Ладно, Мэтт. Ты учишь по-своему, я — по-своему. Просто подождем, пока Клэю исполнится столько же, сколько сейчас Томми, и посмотрим, кто из них лучше.
Марио нахмурился и открыл рот, чтобы возразить, но Джонни оборвал его:
— Остынь, Мэтт, я не собираюсь об этом с тобой спорить.
Несколькими днями позже рано утром Томми вызвали в студию. Задание оказалось простым — нырнуть в окно из «сахарного стекла», которое хоть и могло поранить при неосторожном обращении, но не разлеталось на мелкие осколки — и вскоре после полудня он был свободен. Получив чек в офисе, Томми позвонил Марио, чтобы тот подъехал и забрал его. Пока он ждал, из ворот вышел худощавый привлекательный мужчина лет тридцати с небольшим. Лицо его показалось Томми смутно знакомым.
Направившись было к стоянке, мужчина притормозил, обернулся и посмотрел на Томми с легкой улыбкой.
— Кажется, спички кончились. У вас не будет огонька?
Томми порылся в карманах.
— Я мало курю, но где-то есть. Подождите минутку.
Он искал спички, а мужчина изучал его с пристальным интересом, который Томми — после лет, проведенных в армии — интерпретировал очень быстро. И хотя обычно принимал подобные знаки внимания вполне доброжелательно, сейчас почему-то рассердился.
Черт! Старо как мир, а я повелся!
Впрочем, вежливо отшивать он тоже научился — следовало просто притвориться, будто принял просьбу за честную монету, дать парню спички и ретироваться, ни словом, ни видом не показав, что понял намек. Подняв глаза, Томми увидел идущего к ним Марио и ровно сказал:
— Кажется, у меня нет, но, может, у моего брата что-нибудь найдется.
— Пришлось парковаться за углом, — объяснил Марио, приблизившись. — Там пара грузовиков…
Незнакомец глянул на него, и Марио умолк.
— Мэтт! Ты где прятался?
Секунду Марио смотрел пустыми глазами, потом во взгляде его сверкнуло узнавание.
— Барт! Я тебя и не признал!
Они пожали руки.
— Томми, ты знаком с Бартом Ридером?
Барт, ощупывая Томми взглядом, протянул:
— Я как раз пытался познакомиться.
— Похоже, твой приемчик не сработал, дорогой, — хихикнул Марио. — Барт, это Том Зейн.
Томми вздрогнул: обычно Марио за пределами дома настаивал на том, чтобы звать его своим младшим братом. А потом сообразил. Барт знал Марио не один год, причем, скорее всего, они приходились друг другу не просто приятелями.
Так что Барт наверняка был в курсе, сколько у Марио братьев и как их зовут.
Он принял протянутую руку — аккуратную, ухоженную, но сильную. Рукопожатие длилось на секунду дольше, чем того требовала обычная вежливость.
— Необычайно рад знакомству. Мэтт, ты случайно не снимаешься в этом новом мюзикле?
— Нет, я сейчас не танцую. Просто заехал забрать Томми.
— Как мило, — пробормотал Ридер.
Подоплека этого замечания была ясна как день. Таким вещам учишься быстро: определенный тон, интонация, слова, которые посторонний не станет использовать и в то же время не поймет. Тебе приходится. Ошибка может привести к катастрофе, вылившись в
