Дом сверкает в ночи всеми огнями, мерцает зеленым сиянием через затянутые плющом окна. В воздухе еще висит привкус дыма, но отсветов под крышей уже не видно. Дэнни обводит взглядом кусты и жмущиеся к дому пристройки – не мелькнет ли где какое движение, хоть крохотный признак, что там в тени рыскает Джимми. «Мог бы он и в самом деле причинить мне зло? Наверное, мог бы – но предпочел бежать».
В холле он снова встречает Розу:
– А ты не подозревала, что здесь Джимми?
– О боже, нет! Удивилась не меньше тебя, bello, – отвечает Роза, наклоняя голову набок. То ли говорит правду, то ли очень хорошо притворяется. – Хотя я изрядно удивилась, увидев все те окурки. Мы проверили комнаты, обшарили чердак – в доме его уже нет.
– А в остальных постройках?
– Ребята как раз сейчас их обыскивают, одну за другой. Mamma mia, хоть пожар потушили!
Через подъездную дорогу к дому возвращается Дарко:
– В амбаре пусто. Сеновал я тоже проверил. Просто на всякий случай. Джои с девочками обыскивают сарай для телег, но, сдается мне, Джимми уже давно и след простыл.
Все трое прислушиваются, но слышат лишь, как вдалеке перекликаются по-французски сестры да шелестит ветер в ветвях деревьев.
Роза поворачивается к Дэнни:
– А что тот, второй?
– Это за ним я вчера гонялся в парке.
Дарко негромко ругается себе под нос:
– Лучше нам всем сегодня ночевать вместе – в большой зале. Просто для безопасности.
– Не думаю, что нам вообще стоит тут оставаться, – нетерпеливо заявляет Дэнни. – По-моему, надо ехать дальше. Прямо сейчас!
– Ничего с нами за одну ночь не случится, – возражает Роза. – Кроме того, мы ведь должны подготовиться к Берлину. Мы же профессионалы, Дэнни, пусть даже вокруг весь ад вырвется на волю.
На подготовку к ночлегу уходит немало времени.
Сначала надежно запирают все машины, а все комнаты на всякий случай тщательно обыскивают еще раз. Ничего не найдя, труппа запирает на ночь все двери. Билли и Фрэнки разжигают все камины, какие удается, и мало-помалу в особняк возвращается хоть какое-то подобие спокойствия и уюта. Циркачи один за другим засыпают, устроившись в спальных мешках перед большим камином в бальной зале. Дэнни с Син-Син лежат рядышком на двух диванчиках, слушают потрескивание и шипение поленьев в камине и пытаются хоть на время забыть о тревогах минувшего дня. Минут через десять Син-Син протягивает руку и на миг кладет ее Дэнни на плечо:
– Постарайся поспать.
– Спасибо. Ты тоже.
Мальчик слышит, как ухают в темноте леса совы, как едет через долину внизу поезд. Дэнни вдруг ловит себя на том, что мысленно репетирует посещение кладбища, где похоронены его родители, – бредет между рядами могил, останавливается и смотрит на их имена, вырезанные на надгробьях.
Веки мальчика наливаются сонной тяжестью, он закрывает глаза, вполуха прислушиваясь к тихой беседе сидящих перед камином Заморы, Дарко и Розы.
– Видать, совсем рехнулся, бедняга, – говорит Дарко. – Теперь на что угодно способен.
– Бедняжка, – вздыхает Роза.
– Я всегда знал, что он с приветом, – добавляет Дарко. – Помнишь, как он, бывало, весь дергался, когда изображал этого доктора Забвение? Я его до полусмерти боялся.
Замора кашляет, ерзает в кресле, стараясь поудобнее пристроить больную руку.
– Хотелось бы мне с ним все-таки побеседовать…
– Подозреваю, его и след простыл, – говорит Роза. – Боже, помните, когда-то мы все были молодыми, а из мира еще не исчезли порядок и здравый смысл?
– Нет! – смеется Дарко. – Не помню!
– Я думала, что все на свете знаю, – говорит Роза. – И все на свете могу…
Дэнни проваливается все глубже в сон. Дружеская болтовня перед камином снова напоминает ему товарищескую атмосферу прежних дней – крепкую дружбу бродячего цирка, в которой каждый должен во всем доверять остальным. Может, этот дух еще можно призвать обратно, восстановить в первозданном виде? Или уже слишком поздно? Во всяком случае – для этого воплощения «Мистериума»?
– Худшее, что может сделать циркач, – испортить чужой реквизит. Уж лучше сразу ножом пырнуть, – ворчит Замора.
– Ладно тебе, что было, то прошло, – парирует Роза. – Боже, чего бы я ни отдала сейчас за мир и покой!
Карлик поправляет перевязь.
– Надо тебе как-нибудь побывать в одном местечке, куда мы в прошлом году ездили с Бьорном. Маленький островок на озере Венерн – в Швеции, неподалеку от места, где живет его семья. Под Карлстадом. Мы туда плавали на лодке одним тихим-претихим утром. Над водой висел туман. Ни звука – только плеск весел. И когда добрались до острова – тоже сплошь тишина. Сосны, мягкий мох, земля усыпана хвоей. Мы там сидели и молчали – и жарили рыбу на костре. Ах! – вздыхает он. – Вот каков, по мне, рай. Тихий безмятежный островок. Плеск воды. Еда и пиво. И все время мира в нашем распоряжении – знай себе любуйся, как скользят по синему небу облака. Верно, Бьорн? – спрашивает он, глядя на вернувшегося с новой порцией дров гимнаста.
– Верно, старина, – соглашается тот. – Райское было лето. Но сейчас мы далеко оттуда. И я только что слышал – в Берлине выпал снег…
…Во сне Дэнни тоже падает снег. Густой, непрерывный, бесконечный. Вдалеке слышен вороний грай. А потом он видит и самих птиц – черные кляксы в гуще снежной бури. Мальчик вдруг с унынием осознает, что сидит в школе на уроке иностранного языка и не приготовил домашнее задание. Вороны снуют между деревьев, незнакомый учитель стоит у доски, читая что-то по учебнику… но голос у него странный – детский, писклявый, а слова почти невозможно разобрать. А потом – точно настроив радио на нужную волну – Дэнни слышит вдруг, что учитель монотонно считает по-немецки: fünf, zwo, acht, acht, vier – fünf, zwo, acht, acht, vier – drei, sieben, eins, eins, vier…[15]
Дэнни просыпается в смятении. Вокруг все спят. Кроме легкого похрапывания, не слышно ни звука.
Утром последние поленья еще мерцают в камине среди черных углей. Разыгравшийся снаружи ветер раскачивает голые деревья на склонах холма. Погода переменилась.
Фрэнки с Беатрис заряжают аккумулятор грузовичка под навесом рядом с амбаром. Как в старые дни, он повезет огромный скатанный шатер и груду сидений. Проходит час, и наконец покряхтывание и покашливание мотора сменяется ровным гулом. Беатрис победоносно дает задний ход, и из выхлопной трубы вырываются клочья черного дыма.
Проходя мимо, Дарко косится на дымное облако и морщится:
– Знаешь, откуда пошло слово «джаггернаут», Дэнни?
