ПРОЛОГ
Пестрый камень угодил меж двух кувшинок, и перепуганная лягушка, которая еще миг назад так громко и отвратно квакала, с шумом плюхнулась в тину.
«Какая же она все-таки глупая», – подумал Тамрофа-ица и, услышав чьи-то осторожные шаги, обернулся.
По ступеням беседки медленно, будто с грузом на плечах, поднимался заспанный Экоша-тофо.
Дойдя до порога, мерклый склонился в почтительном поклоне и, не смея поднять глаз, произнес обязательную фразу:
– Слышащий Всех и Всегда явился к Первому и Единственному Триангулятору империи не один.
Тамрофа-ица попытался угадать по его лицу, кто именно вышел на связь, но – как и всегда прежде – лицо живого передатчика ничего не выражало. Осознав, что сквозь маску безразличия и на этот раз не пробиться, светлейший повелел:
– Войди. – И как только Экоша-тофо переступил порог, спросил, с трудом скрывая нетерпение: – С кем пожаловал, Слышащий?
– Со Стоящим на Перекрестке, – доложил Экоша-тофо. Бесцветным голосом, еле слышно, но очень внятно.
Несколько секунд Тамрофа-ица собирался с духом, а после произнес, уже обращаясь к резиденту:
– Приветствую тебя, незамутненный. Готов принять и выслушать.
– И я тебя приветствую, Первый и Единственный, – ответил устами Экоша-тофо Стоящий на Перекрестке и огорошил дурной вестью: – Как ни прискорбно, светлейший, но сбываются твои худшие опасения – Пророчество Сынов Агана становится явью.
И больше ни слова.
Лицо Тамрофа-ицы окаменело, в глазах сделалось темно, оба его чутких сердца сжались от боли. Ему показалось, что рухнуло небо.
Но небо не рухнуло.
Оно, затянутое тучами, еще держалось.
Найдя в себе силы одолеть приступ вселенской тоски, Первый и Единственный смахнул капли холодного пота со лба и спросил со смесью тревоги и надежды:
– Скажи, незамутненный, готовятся ли к Охоте наши добрые друзья муллваты?
Стоящий на Перекрестке сначала успокоил:
– Разумеется, светлейший. Охотники никогда не забывают, кто они и зачем рождаются на свет. Все, как и прежде. Все, как всегда. – А потом вновь растревожил: – Но грядет нечто страшное. Настоящая беда. Времени в обрез, а Человека Со Шрамом все еще нет. Да и с металлом у муллватов…
– Что там у них с металлом?
– Может не хватить.
Тамрофа-ица охнул и огорченно закачал головой:
– Скверно. Очень скверно. Надо что-нибудь придумать. Обязательно.
– Светлейший, муллваты уже придумали.
– И что же?
– Решили напасть на конвой пятипалых.
– Вот как… И когда свершится?
– В свой срок.
Тамрофа-ица помолчал, обдумывая новость, а после паузы спросил:
– Ну а что пятипалые? Узнали хоть что-то о Пророчестве эти диковинные существа, которые поклоняются тысячам богов и не верят ни в одного?
– Должен огорчить тебя, светлейший: они пронюхали.
Это сказал тот, кому можно, даже должно верить, и у Тамрофа-ицы сразу заскакали в голове лихорадочные мысли: «Необходимо опередить землян. Необходимо опередить этих проныр. Необходимо опередить их, во что бы то ни стало».
И тут же, не откладывая в долгий ящик, он начал предпринимать безотлагательные меры. Встал в подобающую позу, топнул три раза ногой и произнес церемониальным тоном:
– Именем и словом Ончона-хице Семнадцатого, непобеждавшего и непобежденного императора тморпов, повелеваю тебе, Стоящий на Перекрестке, отправить на помощь муллватам одного из Спящих. – И уже понизив торжественность речи, добавил: – Сам выбери подходящий экземпляр. А чем снабдить и чем озадачить, знаешь лучше меня.
– Осмелюсь доложить, светлейший: уже исполнено, – чуть помедлив, признался Стоящий на Перекрестке.
Когда Экоша-тофо произносил эти чужие слова, его голос передал помимо сути еще и смущение. Но Тамрофа-ица, учитывая серьезность обстоятельств, не стал пенять резиденту за нарушение режима подвластности, спросил о главном:
– Спящий разбужен?
И услышал в ответ:
– Разбудим, когда наступит срок.
– Чем?
– Запретной Книгой.
– С Черной Птицей?
– Да, с Черной Птицей.
– Пусть так и будет, – благословил Тамрофа-ица и напоследок распорядился: – Когда угроза вторжения щиценов минует, не забудь тотчас доложить. Мне. Императору отрапортую лично. Слышишь меня, незамутненный?
– Слышу тебя, светлейший, – отозвался Стоящий на Перекрестке. – Слышу и повинуюсь.
– Чистых звезд тебе, незамутненный.
– Чистых и тебе, светлейший.
Распрощавшись с вернейшим из соратников, Тамрофа-ица, Первый и Единственный Триангулятор империи тморпов, величественным взмахом отправил мерклого прочь и неспешно вернулся к парапету. Вытащил из плошки гладкий камень (на этот раз темно-бурый), швырнул без замаха и стал наблюдать за тем, как разбегаются по воде круги. Кругов было много, и разбегались они долго.
А потом гладь пруда покрылась волдырями.
Пошел дождь.
Давешняя лягушка оказалась не такой уж и глупой.
Глава первая
1
В двадцать восемь сорок местное солнце (на государственном языке Схомии – Рригель, по Единому классификатору – Эпсилон Айвена 375) окончательно свалилось к линии горизонта, и подсвеченные снизу тучи, прежде убийственно свинцовые, вспыхнули цветами раскаленного для ковки металла.
Закат расцвел, но та картинка, что наплывала из глубины экрана, никак не изменилась. Все тот же песок. Все те же камни. Те же плешивые холмы, овраги с рваными краями, нещадно пинаемые ветром колтуны перекати-поля и безлистые кусты, похожие на раскуроченную взрывом арматуру. И все также, упорно стремясь разнообразить вид, вырастали то слева, то справа от Колеи огромные кактусы – колючие кривляки в три человеческих роста. Только их феерическое уродство уже не впечатляло. Заканчивались вторые сутки рейда, глаз окончательно замылился и не выделял корявые суккуленты из общей унылости.
Несмотря на то, что пейзаж на обзорном экране повис столь безрадостный, да и в дальнейшем не сулила Колея взбодрить чем-нибудь занятным, Влад Кугуар де Арнарди, борт-оператор актуального конвоя, не раскисал. В прежней жизни, в незабываемую пору службы бойцом Штурмовой Дивизии Экспедиционного корпуса, доводилось ему видеть ландшафты и потоскливее. На Таргалане, к примеру. На том выжженном, покрытом толщей спрессованного песка, безжизненном шаре, который бывалые люди справедливо окрестили Пляжем Дьявола. Или, допустим, на отведенном под космодром подскока Саулкгасте, мрачном спутнике Порфаса, где помимо гранитного крошева вперемежку с ледяным месивом больше и нет ничего. Вот там действительно тоска зеленая. А здесь – терпимо.
