– Но трое из четырех жертв чудовища – женщины, – сказала Коллиер вождю спэков. – У них вообще нет Шума.
И на нее, бесшумную, снова нахлынула волна жалости спэка.
– Я думаю, отсутствие Шума сбило снегача с толку, – показал вождь спэков. – Он всего лишь животное, а ваши тела явно теплее наших, их легче унюхать. Он почти наверняка не понимал, что вы за существа, и слышал только ваш крик и топот…
– А чего вы его до сих пор не убили? – спросил Уилф.
– Мы пытались, – показал вождь.
И больше ничего. Но страх мой все же настолько угас, что, когда Коллиер сказала: «Не очень-то хорошо у вас это выходит!», мне стало стыдно за ее грубость.
– Они просто привыкли к этому, вот и все. Ну да, бывает, что ж теперь! Так приучились сдерживать страх и злость, что теперь даже убить этого снегача не можете.
– Или, может быть, у него с ними симбиоз, – сказала Фукунага, повернувшись к нам.
– Прости, Конни, – извинился Уилф, решив, что мы помешали ее молитвам.
Она махнула рукой:
– Я уже закончила. Но Коллиер права. Они от нас что-то скрывают, и я думаю, что у них симбиоз. – Она печально посмотрела на нас в тусклом свете. – Есть причина, по которой они живут так мирно, и наверняка покой обеспечивает им чудовище.
Мы умолкли, а потом Коллиер наконец сказала:
– Ты имеешь в виду…
Но она не договорила.
– Что? Что ты имеешь в виду? – спросил я с нетерпением.
– Не может быть, чтобы спэки и правда были такими благостными, – сказала Фукуна-га. – А этой твари нужно чем-то питаться.
– Ты же не имеешь в виду, что они приносят ей жертвы, а? – спросил Уилф.
Я попытался задуматься об этом, но мой Шум всякий раз забивался. Что-то твердило мне: все хорошо, все хорошо. В этом было какое-то странное противоречие. Это было приятно, но мешало думать и раздражало.
– Мы не видели в их Шуме никакой угрозы, – сказал я. – Ничего. Нельзя их просто так обвинять.
– Я и не обвиняю, – сказала Фукунага. – Да и угрозы в их Шуме и не почувствовалось бы, разве нет? Они бы опечалились, но потом позабыли бы о своей печали.
– Но спэки не такие, – настаивал я. – Они нам помогают. Небо сказал им…
– Эти спэки не связаны с Небом, – сказала Коллиер. – Они самодостаточные, помнишь?
– И если это правда, наверняка на то есть причина, – сказала Фукунага. – Может быть, остальные спэки сторонятся их.
– Возможно, они отрезаны от остальных, – сказала Коллиер.
– Вы все это выдумываете на пустом месте, – сказал я. – Да, случилось страшное, но нельзя из-за этого…
– Они врут нам, – сказала Доусон из угла, развернулась обратно к стене и продолжила напевать.
– Я думаю, она права, – сказала Коллиер. – Пустоты в вашем Шуме, то, как они постоянно блокируют все негативное. Они явно хотят что-то от нас утаить.
– Но они не приносили жертв, – сказал я. – Они нас спасли, помните?
– Да, – медленно сказал Уилф, а потом повторил: – Да, это правда. – Он обхватил себя руками. – Но мне не нравится, когда у меня без спроса забирают Шум. – Он посмотрел сначала на Коллиер, а потом на Фукунагу: – Уходим?
– Как можно скорее, – сказала Коллиер, и Фукунага кивнула.
– Должен сказать, никогда еще так сладко не спал, – сказал на следующее утро Миккельсен и ухмыльнулся. – А ведь я однажды проспал шестьдесят семь лет!
Он был единственным из нас, кто спал. Остальные, за исключением Доусон, все еще надоедливо бормотавшей в углу, проговорили всю ночь, так и не придя к какому-то выводу. Парадоксально, но, хотя поводов доверять спэкам после того, как они меня ослепили, у меня вовсе не должно было остаться, я защищал их сильнее всего. Я понимал, что здесь что-то не так, но этот анклав наверняка не был связан с голосом остальных спэков по какой-то другой причине. Может быть, из-за расстояния, может, из-за погоды, а может, из-за их образа жизни.
Ответа ни у кого не было, но все сошлись на том, что мы скоро уйдем.
Все, кроме Миккельсена.
– К чему такая спешка? – спросил он. – Спэки – интересный народ. – Он сел в кровати. – Я бы хотел остаться.
– Остаться? – подозрительно переспросила Коллиер. По Шуму Миккельсена было ясно, что он собирался не задержаться ненадолго, а…
– У нас ведь исследовательская миссия, так? – сказал он. – Этим и занимаются исследователи. Встречаются с новыми племенами. Находят общий язык.
– Но здесь что-то нечисто, – сказал Уилф.
– А ты не обращаешь на это внимания, потому что тебе хорошо, – сказала Фукунага Миккельсену.
– Я взрослый человек, Конни, – сказал Миккельсен, нахмурившись. – Могу принимать решения самостоятельно.
– Решения, к которым тебя подтолкнул стерилизованный Шум, – сказала Коллиер.
– Это лучше, чем решения, к которым тебя подталкивает страх, – парировал Мик-кельсен.
– Буран утих, – показал нам голос в дверях. Вождь спэков. – Утро ясное.
И я снова почувствовал, как мой Шум стал тише и теплее. Я больше ни о чем не беспокоился. Не хотел ни с кем спорить. По правде говоря, я прекрасно понимал, почему Миккельсен хотел остаться. Какая прекрас ная идея. Это племя, это чудесное племя…
– Нам нужно возвращаться на корабль, – твердо сказала Коллиер.
Я удивленно развернулся, словно кто-то облил меня ледяной водой. Даже Уилф, судя по Шуму, был удивлен. Коллиер и Фукунага настороженно смотрели на нас. Спэки, судя по всему, не могли избавить от страха тех, кто был лишен Шума.
И именно это спасло нам жизни.
– Я провожу вас, – показал нам спэк.
* * *
Они не собирались отпускать нас, не накормив прежде до отвала.
– Откармливают нас, чтобы умилостивить своего бога, – пробормотала Коллиер.
– Оскорбительная ксенофобская чепуха, – сказал Миккельсен так весело, что можно было решить, что он сошел с ума.
Я не знал, что и думать. И Уилф тоже. И от этого я, да и, наверное, Фукунага и Коллиер тоже нервничали еще сильнее. Доусон следовала за нами, бормоча себе под нос.
Вождь спэков провожал нас, а из-за наших спин раздавались теплые прощания остальных. Когда мы добрались до выхода, вождь нажал на ледяную плиту, которая отошла в сторону, словно дверь.
Яркое солнце, отражавшееся от бесконечного белого горизонта, едва не ослепило нас. Все сразу же надели солнечные очки, и их Шум оградил и меня от солнца. Кругом было бело, но вдали виднелась линия леса. Где-то в лесу остался наш корабль.
Наш путь домой. Мы вернемся домой с четырьмя трупами, которые еще предстояло забрать, и этому был не рад даже беспечный Миккельсен.
