Вюльмар подсел за столик к двум философам с подчеркнутой неприязнью. Роэль приберег это чувство только для Ублена.
— Ну вот, начинаем новый учебный год, — сказал он со смехом. — Что, результаты не слишком блестящие? А мне начхать на результаты. Баллом больше, баллом меньше…
Он говорил это без всякой цели, просто бахвалился перед Вюльмаром.
— Вы учитесь на медицинском? — спросил у Вюльмара Тюкден.
— Бросил. Один врач в семье — это уже перебор.
Он имел в виду своего отца, знаменитого профессора.
— Я хочу сказать, что сейчас изучаю право, — продолжил он, — по мне, так этого достаточно. Вы по-прежнему на фило(софии)? Тычетесь носом в книги? А я отправляю книги в ведро. Что библиотечная крыса, что больничная — не хочу быть ни тем, ни другим.
Роэль был в восторге от Вюльмара. Он взял книгу, которую Тюкден положил на стол. Это был «Феонас»[50].
— Интересуетесь томизмом?
— Да, но не только.
— Это ж надо — жить ради идей!
— Они так будоражат, — сказал Тюкден.
— А я никогда не воспринимал идеи всерьез, — сообщил Роэль.
Тюкден взглянул на него с возмущением. Роэль, фанфаронствуя, залпом выпил все пиво. Винсен все же спросил, какой у него адрес.
— 81 по улице Монж.
— Как тебя туда занесло? — презрительно фыркнул Вюльмар. — Вот я живу в Ля Вилетт.
— В Ля Вилетт?
— Квартал — супер. Там многие не дураки помахаться! Приходите — убедитесь.
— Вы что, правда живете в Ля Вилетт? — спросил Роэль.
— Квартал — супер, — повторил Вюльмар. — Каждый вечер кого-нибудь бутузят. Вот вчера видел, как сцепились два хмыря. Это было что-то. В конце концов один из них всадил два пальца в моргала другому. От души всадил. Тот перестал видеть. А первый уложил его, двинув ботинком в живот. Тут объявились легавые, и он смылся. Короче, квартал — супер.
— Да уж, — с восторгом согласился Роэль.
Ублен поднялся.
— Я пошел, — сказал он.
Остальные не стали его удерживать. Тюкден рассеянно пожал Ублену руку.
— Если бы ваш приятель прошелся с такими волосьями по набережной Вальми, — заметил Вюльмар, — наверняка какие-нибудь шутники опрокинули бы его в канал.
— Он ходит, как ему нравится, — сказал Тюкден.
— Он ходит, как ему нравится. Вы тоже: взяли — завились.
— Естественно, — сказал Тюкден.
— Достало меня это бистро, — заявил Вюльмар. — Да и вообще, мне пора. У меня встреча в баре «Шатам».
Он встал, бросил на стол сложенную в шестнадцать раз стофранковую бумажку и двинулся прочь.
— Ну, он дает, — сказал Роэль.
Тюкден так не считал.
XII
Мадам Дютийель гадала на картах. В дверь постучали. Она сказала: «Войдите». Это был он.
— Ну что, не понравилась тебе малютка?
— Не то чтобы не понравилась. Поначалу все складывалось недурно, но потом пошло из рук вон плохо. Всё время казалось, будто ей со мной скучно. Мне бы надо малышку неглупую, с воображением. А твоя белошвейка ничего не могла сделать сама. В общем…
Он вздохнул. И добавил:
— Вот и зима не за горами. Зима будет скверная, совершенно скверная.
— Кто тебе сказал?
— Знакомый официант.
— А он почем знает?
— Он предсказывает будущее.
— Гадает на картах?
— Нет, ему обо всем сообщают звезды. И расчеты большой сложности.
— Я бы познакомилась с твоим официантом.
— Тс-с-с! Это невозможно. Это наш с ним секрет.
— Ладно, ладно. Сыграешь в пикет[51]?
— Не могу, моя радость, нет времени. Важная деловая встреча.
— Можно узнать с кем?
— С одним спекулянтом, который доверит мне некоторую сумму, чтобы я нашел ему квартиру.
— Ты ему что-нибудь найдешь?
— Нет. Это зажравшийся боров. Разбогател, пока другие подставляли шею на фронте. Он одноглазый, на войне не был. Мерзкий нувориш.
— Ты всегда надуваешь только тех, кто тебе не нравится.
— Как правило. Так что нельзя сказать, что я их надуваю.
— Я все спрашиваю себя, почему ты не пытаешься сорвать куш посолиднее?
— У меня скромные запросы.
— Ну и напрасно, — сказала мадам Дютийель. — Но тщеславие еще может тебя подтолкнуть.
— Хо-хо, — откликнулся месье Дютийель. — Как бы то ни было, с белошвейкой вопрос закрыт, да? Теперь я успокоился до следующего года.
Он приложил губы к ее порочному лбу и вышел. Спустился по улице Сен-Рош до улицы Риволи, проехал в метро до станции «Отель де Виль». Обожравшийся боров должен был ждать его в кафе на углу Стекольной улицы. Но едва месье Дютийель свернул на Архивную улицу, как увидел большое гудящее скопление людей. Сперва он связал это с каким-нибудь дорожным происшествием или незначительной потасовкой, но пришлось с досадой констатировать, что кафе, где у него была встреча, находилось в самой сердцевине этого муравейника.
— Что стряслось? — спросил он в никуда.
— Кого-то убили, — ответили ниоткуда.
Обеспокоенный месье Дютийель подошел ближе, прорезая толпу своим белым жилетом. Он слышал вокруг себя нарастающий гул от разговоров:
— Человека убили.
— Женщина.
— Женщина выцарапала ему глаза.
— Облила кислотой.
— Мужчина проломил ему череп.
— Неправда. Он откусил ему ухо.
— Зверское преступление.
Полицейские успокаивали население. Вскоре послышался звон колокола машины «скорой помощи»; она затормозила перед кафе. Новые полицейские силы принялись маневрировать по ногам прохожих. Дверь кафе приоткрылась. Шеи вытянулись. Месье Дютийель протиснулся в первый ряд. Два добровольца пронесли здоровую тушу с обмотанной бинтами стонущей головой. Тушу затолкали в карету «скорой», которая раззвонилась и исчезла. Месье Дютийель узнал своего нувориша.
— Не везет мне нынче, — пробормотал он.
Ему не доставляли удовольствия возбужденные комментарии соседей. Тем временем полиция, закончив опрос, без всякой осторожности принялась разметать толпу, которая стеклась полюбоваться на криминальщину. Хозяин бистро закрывал заведение от ротозеев. Месье Дютийель подошел ближе.
