феминитивов, как Фил просит. Нам надо верить в нас. Понимаешь?
Крис говорит сбивчиво, но горячо. Конечно, она не врет. Конечно, она верит.
Надо верить друг в друга. В русском языке это звучит четко. Дружба творит чудеса. Дружба меняет судьбу. Дружба делает тебя счастливым. Даже вернее, чем любовь. Даже надежнее. Крис это точно знает.
– А как же твой ангел? – Маша приспускает масочку на подбородок. Когда она промокает насквозь от слез, это неприятно.
– Он не ревнует, Маш. Он добрый.
– Правда?
Крис не успевает ответить. «Вжик!» – говорит телефон у нее в кармане, и она смотрит на экран.
– Странно, – говорит она. – Упало пять косарей от… какого-то Алексея… и еще написано… Серега, угадай, что там написано? Ты будешь смеяться. «На ремонт гармошки».
Сергей уже погрузил в машину футляр с раненым аккордеоном. Он не смеется. Он даже как будто не удивляется.
– По минимуму, но на заплатку хватит, – говорит он.
Зато Маша смотрит на Крис круглыми глазами:
– Ты это имела в виду? Это… должно было случиться?
Крис задумчиво потирает нос.
– Так-то знаки судьбы не выбирают, – говорит она. – Но если это не знак, то я тогда всю жизнь играю «Валенки».
Дверцы захлопываются, и такси срывается с места. Над Каменным островом горит алый закат. Перелететь через пару мостов – и они дома.
022. Ведите себя прилично
Вчетвером они поднимаются по широкой лестнице. Макс тащит комбик и микрофонные стойки. Серега несет свой инструмент в тяжелом кофре и пару тяжеленных аккумуляторов. Но он не жалуется. Он с любопытством смотрит вокруг. На высокие окна и на лестничные площадки, выложенные метлахской плиткой, белой с синими ромбиками.
Сегодня дома у Крис одна только мама. Она встречает побитую банду в прихожей.
– Ну-ну, – только и говорит она. – И зачем вы приволокли свое хозяйство? Будете концерт дома устраивать?
– Нет, мам, – уверяет Крис. – Мы посидим тихо.
– Вчетвером? Тихо? Тайные оргии тоже запрещаются, имейте в виду. Я только что с суток. Хочу отдохнуть.
Ее мама – хороший врач, невролог. Она давно стала бы завотделением в своей больнице, но… у взрослых свои звезды. И далеко не всегда они складываются на небе в нужные фигуры.
«Может, детям повезет больше», – иногда думает мама Крис.
– Если обещаете вести себя прилично, можете заглянуть в холодильник, – говорит она. – Шампанского не обещаю, но пельмени там найдутся.
– Спасибо, – говорит дочка. – Кстати, познакомься. Это Маша Талашева. Я тебе про нее рассказывала… А это наш друг Сергей Некрасов.
– Некрасов? Как это жестоко. Должен быть Есенин.
Белокурый красавчик Серега часто слышит от взрослых эту шутку. Школота ее не понимает, к сожалению. Сергей не похож на поэта Некрасова, у него даже борода еще не растет. И стихов он не пишет. Кажется.
– Нас в роддоме перепутали, – отвечает он.
– Приходите ко мне в клинику. Я вас обратно распутаю. Это аккордеон у вас? Немецкий? Великолепный инструмент.
Сергей улыбается. Он сразу все прощает этой врачихе. На беду, у него опять развязывается язык.
– Аккордеон очень хороший, да, – рассказывает он. – Мне на него полгода копить пришлось. Я курьером работал, на самокате, все прошлое лето… Я бы и зиму работал, но зимой холодно…
– У него язычки замерзают, – хихикает Крис.
Но ее мама говорит серьезно:
– Вы с этим осторожнее. С самокатами вашими. Одно хорошее ДТП – и карьера закончена…
Маша нервно поправляет масочку.
– Вы бы сняли это в помещении, – советует мама Крис. – К тому же маска у вас вся влажная… Пользы от нее уже никакой.
Маша снимает петельку с уха и держит маску в руке.
– Ах, ну да, конечно, – говорит женщина-доктор. – Дочка говорила мне о чем-то таком. Правда, без подробностей. Подойдите-ка поближе… вот сюда, к свету, не стесняйтесь…
Отчего-то Маше не страшно. Ведь это мама Крис. Она не будет ее обижать.
Пальцы у кристинкиной мамы такие же длинные, как у дочери. Холодные и требовательные.
– Повернитесь… Дайте-ка я посмотрю… Ну кто так накладывает швы? Вас явно оперировали в бюджетной клинике, причем наспех. Так ведь?
– Да, – говорит Маша. – Это было в Архангельске.
– За нее некому было платить, – уточняет Крис. – Ее родители погибли в аварии.
– Бедная девочка…
Доктор Кляйн проводит подушечками пальцев по машкиному шраму – даже еще ласковее, чем когда-то ее дочка.
– Я знаю, это больно, – говорит мама Крис. – Но близких не вернешь. А вот с этой… недоброй памятью… кое-что сделать можно. Небольшая операция на челюстной кости. Ну, и современная косметическая хирургия творит чудеса. Регенерация кожи вместо хирургической пересадки – слышали о таком методе?
– Я старалась не слушать, – глухо говорит Маша. – Это слишком дорого. И не у нас.
– Когда-то и эндопротезы считались фантастикой. Поэтому не расстраивайтесь раньше времени. Надежда умирает последней. Меня, кстати, зовут Надежда. Можно тетя Надя.
– Пожалуйста, не умирай, – Крис цитирует иноагентку.
– Пока подожду. Я собиралась всего лишь выспаться как следует. Кстати, если вы все же планируете молчаливо концертировать здесь до утра… предупреждаю: мальчики лягут спать в своей комнате, а девочки в своей. Специально зайду и проверю.
– Что ты, мамочка, – возмущается Крис. – Как-то ты слишком плохо о нас думаешь…
– Вот именно: мамочка. Становиться раньше времени бабушкой у меня нет желания. Извините за откровенность. Привычка медика.
Крис опустила глаза.
Она могла бы ответить, но ей было о чем помолчать.
023. Take five
И вот они сидят прямо на полу в конуре у Макса (ее не страшно захламить, потому что дальше некуда). Гитара воткнута в комбик, но громкость стоит на минимуме. Кахон задвинут в угол вместо тумбочки. На нем тарелка из-под бутербродов.
Смятые пустые банки разбросаны тут и там. Отчим будет недоволен, но в холодильнике нашлись не только пельмени и кетчуп.
– Ребят, – говорит Крис тихонько. – Я что вам хочу сказать. У нас был хреновый день, но он уже кончился. Завтра будет новый. А мы самая лучшая команда. Я и раньше догадывалась, а сегодня точно поняла.
– Я примерно то же хотел сказать, – говорит Макс. – И даже про тебя, Крис. Хоть ты и есть жуткая адская ведьма. Вот так иногда шестнадцать лет живешь с жуткой адской ведьмой и даже не знаешь, насколько… насколько…
– Вы лучше меня послушайте, – перебивает Серега. – Я вот вас меньше месяца знаю. Но если меня кто-то спросит, кто мои лучшие друзья, я скажу: это они. То есть вы. Мне даже не надо ар-гу-ментации, – это слово ему дается с трудом. – Пусть я тупой осел. Но я хочу с вами играть. Я
