даже готов таскать вам колонки, и аккумуляторы, и что скажете.
– Расслабься, – вставляет Макс. – Не надо ничего таскать. Мы скоро купим автобус. Я на права сдам. Я пять лет в GTA рубился, если что. Видишь, руль для пээски лежит?
Серега смотрит, куда показывает Макс. Он бы тоже с удовольствием поиграл на симуляторе. Мальчики такие мальчики. Но, наверно, все же не сегодня.
– Я не про то хотел сказать, – упорствует Серега. – Я про нас хотел сказать. Вот нас сегодня прогнали с позором. Чуть не загасили. А потом вдруг пять тыщ задонатили. Это что значит? Это значит, что в жизни бывают черные полосы и белые. Как клавиши. Причем черных меньше.
– Потому что надо играть в до мажоре, тогда черных вообще не будет, – тонко шутит Крис.
– Не. Мы будем играть, как мы хотим. Мы будем играть новую музыку. Вообще новую. Если кто-то не готов слушать… это не значит, что так будет всегда.
– Это то, о чем я постоянно думаю, – говорит Макс очень серьезно. – Дай пять.
И они жмут друг другу руки.
– Take five, – подхватывает Крис. И присоединяется к рукопожатию.
Маша смотрит на них. Ее рука слегка дрожит, но в полутьме этого не заметно. Теперь все четверо сцеплены вместе, как мушкетеры в фильме. Все за одного, один за всех. Это опять звучит как-то слишком по-мужски. Но лучше и не скажешь.
Хотя почему? Все за одну. В принципе, тоже неплохо.
Тогда почему же Маше так одиноко?
Крис смотрит на нее и отводит глаза. Она ужасно умная, эта рыженькая гитаристка. Поэтому она умеет молчать, когда не нужно говорить. А иногда – говорить, когда нужно.
Рукопожатие разлетелось на части. Но машкина рука остается в ее руке.
– Не грусти, – говорит Крис. – Запомни: у тебя есть я. У меня есть ты. А теперь еще и мальчики с нами. Мы теперь будем всегда вместе. Как та шведская группа, знаешь?
Маша краснеет, но этого тоже не видно. Зато Макс хлопает в ладоши:
– Как шведская семья! Канонично.
– Вот и не угадал. Внутри группы встречаться… ну, вы поняли… запрещено, – сурово объясняет Крис. – Это я точно знаю. Работе мешает. Ну, как бы… с кем-нибудь другим, наверно, можно. Иногда.
– А если я ни с кем другим не хочу… встречаться? – говорит Серега, глупо улыбаясь. Вот только Крис не считает его улыбку такой уж глупой. Она и сама не знает, почему.
– Тогда… не знаю, – говорит Крис очень, очень сурово. – Придется умереть без ласки. Музыка важнее, парни.
– Понял? – Макс ухмыляется и толкает Серегу в бок. – Будешь… с аккордеоном.
– Блин. Точно. «В-вельтмайстер». Пойду проверю, как он там.
– Ага, пойди… помоги своему другу…
Серега поднимается и, пошатываясь, выходит из комнаты. Ну да, банок в холодильнике было много. Нехорошо таскать чужое, но Крис разрешила. В своем доме она берет что хочет.
Серегины шаги затихают вдали. Усмехнувшись, Крис идет за ним.
В их огромной квартире не так-то просто добраться до нужного места. Надо пройти по скупо освещенному коридору и перед кухней свернуть налево.
На одной из дверей картинка с писающим мальчиком. Оттуда выходит Серега. Гасит свет. Оборачивается, видит Крис и смущается.
– А руки где помыть? – спрашивает он, как примерный гость.
Крис показывает. Но не уходит.
За дверью ванной слышен шум воды и веселый плеск. «Он что там, под душ залез?» – думает Крис. Берется за ручку двери. Медлит пару мгновений и тянет на себя. Не закрыто.
Так и есть. Этот парень зачем-то намочил голову: хотел остыть? Мало того. Он вообще снял футболку и теперь плещется над ванной, вооружившись душем на гибком шланге. Ну да, ему сегодня пришлось попотеть. И теперь он старательно моет с мылом подмышки, стараясь не брызгать вокруг. И он даже не сразу замечает, что дверь открылась.
А потом замечает.
От неожиданности вскидывает лейку душа, как лазерный меч.
Вот ч-черт. У него мокрые волосы. Ручейки воды стекают по его груди и животу. Он стройный и мускулистый. Совсем как взрослый. Но не взрослый.
F[…]ck it all. Крис знает разницу.
От него великолепно пахнет. Яблочным мылом, свежестью и чистотой. Ну, и напитком из банки, но это его не портит. Крис закрывает глаза. Потом снова открывает. Ничего не меняется.
Этот парень ей не противен. Он не опасен. Он не сделает ей ничего… такого… если она сама не захочет.
И ей ужасно хочется именно этого.
Ангел не будет против, думает Крис. Ну, или не будет злиться, если она просто спросит… просто скажет:
– Ты очень красивый. Тебе это уже говорил кто-нибудь?
Сергей роняет лейку. Лейка падает в ванну и аккуратно укладывается там вместе с шлангом, устроив небольшой фонтанчик.
Теперь он не знает, что делать. Теребит цепочку на шее.
– М-мне говорили… одна преподша в музыкалке, – признается он. – Ну, это она шутила так. Я ей один раз помог вещи на этаж поднять. У них лифт не работал. Она сказала: как можно быть и красивым, и сильным… обычно бывает или то, или другое…
Чаще бывает, что парень просто глупый, думает Крис. Ну что ты все время болтаешь, малыш? Тебя ничему не научили в твоей школе?
– А ты ей что ответил? – интересуется Крис. – Ну, своей училке?
– Ничего. Я ушел поскорее. Там у меня на площадке кейс с аккордеоном оставался. Могли тупо унести. У нас в Купчино не спрашивают, чья вещь. Берут, а потом разбираются.
– У нас тоже…
Да, она берет его за руку, будто это тонкий гриф гитары. И он – сам догадался, надо же – легонько перебирает ее пальцы. Как клавиши своего аккордеона.
Этого Крис уже не может вынести. Она сама не понимает, что делает. А делает она вот что: обнимает его за шею. Наклоняет его голову и целует в губы.
– У нас тоже берут, что нравится…
Кажется, он все еще не догоняет. И вообще у него что на уме, то и на языке:
– Т-ты сама говорила, нам нельзя… вот я и…
Только не рассмеяться, думает Крис. А вслух обещает:
– Сегодня все можно. Только один день. Точнее, ночь.
– Ты… я… м-мне… – шепчет он, словно вспоминает состав личных местоимений в русском языке. Потому что не надо болтать, когда тебя целуют!
Нет. Это не про нашего Сергея. Он все равно выскажется, даже если у него кружится голова. Даже на пороге окончательной смерти от разрыва сердца. Вот почти как сейчас. И он говорит:
– Т-ты мне тоже очень нравишься, Крис. Я опять глупость сказал? Не смейся
