одного, то в другого. Иногда он выкрикивал какие-то гортанные слова, но странные люди не обращали на него внимания. Они шли и шли, скрываясь за широкой дверью большого ангара. Их было человек пятнадцать, все в светлых штанах, без рубах, оголенные до пояса.
Увидев это шествие, я вдруг все понял. У меня дыхание захватило от ярости. Забыв об опасности, по жесткой, как металл, пальмовой ветке я прополз над стеной и спрыгнул вниз на глубокий мягкий песок.
Несколько секунд я лежал неподвижно, затем ползком пробрался к входу в большой ангар. Помещение было освещено только небольшими окнами под самой крышей, и после яркого солнечного света я в первую минуту ничего не видел. Были слышны гулкие голоса, затем я разглядел кучу каких-то ящиков и спрятался за ними.
— Первое испытание не такое уж и показательное, — громко говорил Грабер. — Прошу вас, мистер Улбри, возьмите этот металлический прут и изо всех сил бейте любого из них.
Странные люди стояли в одну шеренгу перед небольшим бассейном посредине ангара. Их лица были бесцветны, бессмысленны. Это были не люди, а грузные мумии, созданные бесчеловечным гением доктора Грабера. Но я еще не понимал, для чего был поставлен этот чудовищный по жестокости эксперимент.
— Прямо так и бить? — удивился Улбри, взвешивая в руке тяжелую металлическую палку.
— Конечно. Представьте себе, что перед вами обыкновенное деревянное бревно. Давайте, я вам покажу.
Грабер взял у мистера Улбри прут, подошел к шеренге, замахнулся и ударил одного из людей по плечу. До боли в глазах я сжал веки. Послышался сухой стук, как будто бы удар пришелся не по человеческому телу, а по чему-то очень тяжелому…
— Теперь дайте попробую я.
Послышалось несколько ударов. Я приоткрыл глаза и увидел, как гости по очереди брали железный прут и били по неподвижно стоявшим людям-статуям.
— А вот этот застонал! — воскликнул один штатский.
— У него еще не полностью произошло замещение углерода на кремний, — объяснил Грабер. — Через неделю он будет, как все.
Когда избиение окончилось и гости вволю наговорились, выражая свое восхищение достижениями доктора Грабера, началась вторая серия испытаний.
— Физиологические процессы в их организме крайне замедленны, — объяснял Грабер. — Для них нормальная температура окружающей среды — это что-нибудь около шестидесяти градусов выше нуля. Если температура ниже, им холодно. Жару они начинают чувствовать при трехсот пятидесяти градусах. Здесь у нас бассейн с нагретым раствором едкого калия. Какая сейчас температура, фрау Айнциг?
— Двести семнадцать градусов, — ответила женщина в шляпе.
«Так вот она, фрау Айнциг», — подумал я.
— Во время действительных военных операций с применением радиоактивного оружия это незаменимые солдаты, — продолжал комментировать доктор Грабер. — Мы проверили их на выносливость в поле мощного радиоактивного излучения и обнаружили, что они совершенно не чувствительны к дозе облучения свыше тысячи рентген в час. Представляете, что это значит! После атомной бомбардировки кто-то должен занимать территорию противника. Иначе война лишена всякого смысла. Вот они-то, пулеустойчивые, не боящиеся высоких температур и высокого уровня радиации, и будут идеальными солдатами для заключительной фазы боевых действий.
Один американец многозначительно присвистнул, вытащил записную книжку и что-то торопливо в ней нацарапал.
Грабер зашел за спину одного из людей и стал тыкать ему между лопаток своей палицей.
— А чем вы их шевелите? — спросил немецкий генерал.
— Электрический разряд высокого напряжения. Ток при напряжении более семисот вольт им не нравится. Здесь у меня в кармане батарейка и небольшой трансформатор.
Человек, которого он подгонял, медленно подошел к дымящемуся бассейну и грузно прыгнул в жидкость. Вслед за этим послышалось отвратительное, нечленораздельное уханье. В жидкости он делал неуклюжие движения, как толстые люди, не умеющие плавать.
— Купаться в этом бассейне им очень нравится, — пояснил Грабер. — Сейчас мы загоним их всех в «воду», кроме этого. Он еще не совсем оформился.
Один за другим в бассейн прыгнули все. Ангар наполнился гулом нечеловеческих голосов. Густая раскаленная жидкость пенилась, и в ней неуклюже ныряли и плавали кремниевые существа.
— Им так понравилось, что вы их ничем отсюда не выгоните!
— Это делается очень просто. Сейчас мы наполним бассейн холодным раствором, и они вылезут сами. Фрау Айнциг, откройте кран.
Через минуту, тяжело переваливаясь через край бассейна, каменные люди начали выползать из охлажденной жижи. От их тел поднимался едкий пар. Кто-то из присутствующих закашлялся. Американец попятился в сторону и перешел на противоположную сторону бассейна.
Мне казалось, что кремниевые существа совершенно безразличны к тому, что над ними проделывают их мучители. Но вот в ангар втащили ручной пулемет, установили его прямо против шеренги кремниевых людей. И безразличия как не бывало: едва появился пулемет, как строй зашевелился, распался, некоторые стали медленно пятиться назад, послышалось глухое мычание…
— Они боятся! — воскликнул Улбри.
— Да. Это больно. Но, конечно, терпимо. Вот. Теперь можно начинать.
Я почти совсем высунулся из своего укрытия и широко раскрытыми глазами смотрел на страшный расстрел. Вначале Шварц сделал несколько одиночных выстрелов. Те, кто стоял у стены, резко вздрагивали… Один из них поднял руку и прикрыл свою грудь. Другой сделал несколько шагов в сторону.
— Теперь дайте очередь, — скомандовал Грабер.
Шварц нажал на курок. Дробно прогрохотали выстрелы. Люди у стены встрепенулись и застонали. Я зажмурил глаза. В это время послышался членораздельный голос. Кто-то в шеренге медленно, словно с огромным усилием, произнес по-немецки:
— Проклятые…
Стрельба прекратилась. И тогда голос стал еще более явственным:
— Проклятые звери… Изверги… Будьте вы прокляты…
— Это кто? — громко спросил немецкий генерал.
— Это новенький экземпляр, — объявил Грабер. — Один наш бывший биолог, Пуассон. Помните, я вам докладывал. Он пытался бежать.
Пуассон! Пуассон! Вот что они теперь с ним сделали!
— Будьте вы прокляты… — простонал Пуассон.
К нему подошел генерал и изо всех сил ударил по его лицу железной палкой.
— Будьте вы прокляты…
От ярости я заскрежетал зубами. Это было страшно. Немецкий генерал избивал изуродованного Пуассона. А тот с нечеловеческим упорством продолжал повторять слова проклятья.
В это время послышался громкий хохот Грабера.
— Вот видите! Вы его лупите, а ему все нипочем! Каков, а? Ведь такие устоят против чего угодно!
— А ну-ка, поставьте его к стенке, — скомандовал, озверев, немец. — Дайте по нему хорошую очередь, чтобы знал!
— Не стоит. Он еще не полностью отвердел. Его тело еще недостаточно
