ближайший поезд, отходящий от широко известной ныне платформы № 2 железнодорожной станции Херефорд.
Когда мы начинали проходить Отбор, в каждом отделении было по двадцать кандидатов. Инструкторы спорили друг с другом, от скольких кандидатов они сумеют избавиться за три дня. Нас не оставляли в покое, стараясь вывести из себя, утверждая, что у нас нет шансов пройти курс. «Почему бы не покончить с этим прямо сейчас?» — говорили они, потому что они постараются, чтобы ты провалился.
Когда им удавалось кого-то сломать, и человек прекращал бороться и брел к грузовику, — своему первому этапу бесславного возвращения в часть, — они выбирали следующую жертву и начинали работать с ней. Один из них заявил мне: «Ну, Рэтклифф, ты будешь следующим». Однако некоторым кандидатам не пришлось говорить ни слова. Они сдавались по собственной воле. Как бы они ни представляли себе отборочный курс, он оказывался неизмеримо хуже. Они не стремились узнать о нем больше, и по итогу, воспринимали аббревиатуру «ВВЧ» как приближавшееся облегчение.
Процесс же отсева неумолимо шел своим чередом. Однажды инструкторы преднамеренно лишили нас сна на три дня и ночи. Нас заставили разбить палатку у основания огромных бетонных каналов для сброса воды большой плотины в удаленной долине Элан, расположенной в центральной части Уэльса, примерно в 45 милях к северо-западу от Херефорда. Вода непрерывно, с грохотом, низвергалась вниз по каналам, и из-за ее постоянного рёва заснуть было практически невозможно. Прослонявшись целый день по округе, мы были настолько вымотаны и измучены, что, в конце концов, задремали, только для того, чтобы нас разбудили посреди ночи. Перекрывая грохот воды, инструкторы орали: «Так, собрали вещи! Шевелись! Шевелись!» И мы подрывались в ускоренный марш-бросок через холм и обратно, устало возвращаясь в лагерь. Затем, когда им казалось, что мы уже разместились на отдых, нас поднимали и снова отправляли в марш-бросок, подобный предыдущему.
На рассвете мы снова были на ногах и преодолевали очередные холмы. В Специальной Авиадесантной Службе не бегают, ну разве что есть веские причины поторапливаться — мы совершаем марш-броски. И делаем это быстро. Поэтому, чтобы убедиться, что мы способны на это, и что у нас хватает выносливости и силы воли, необходимых для прохождения Отбора, нас гонят маршем вперед, вперед и вперед, заставляя преодолевать и продираться сквозь любые препятствия. Мы месили грязь, перебирались через валуны, на которых запросто можно было переломать себе ноги, карабкались на коварные скалы, рискуя заполучить судороги, или, что еще хуже, продирались через ржавую колючую проволоку. Стоя по грудь в ледяной воде, мы переходили вброд реки. В Брекон-Биконс, где проводится основная часть отборочного курса, даже августовское солнце не в силах прогнать стужу из озер и прочих водоемов. Лично мне вода всегда казалась ледяной. Но будь я проклят, если я собирался сдаться.
Иногда по завершении марш-броска мы видели, что нас ждут грузовики. Со своими большими брезентовыми тентами, которые защищают от ветра и практически постоянно льющего дождя, они выглядели невероятно заманчиво. Нам говорили забираться внутрь, и все украдкой испускали вздох облегчения. Мучения окончены. Мы отправлялись в путь, в лагерь, где, при удачном стечении обстоятельств, нас ждало тепло, горячая еда, и что важнее всего, сон.
Но зачастую инструкторы снова разбивали наши мечты в прах. Как-то раз, когда мы с комфортом устроились в грузовике, один из них рявкнул: «Так, внимание! Вылезаем из грузовиков, и отправляемся в марш-бросок по горам, еще на двадцать километров».
Мы безропотно, — поскольку нельзя было рисковать показать им, как они нас достали, — мы взвалили на плечи «Бергены». После этого, взяв оружие, мы снова выбрались из кузова под проливной дождь. Когда мы прошли всего около двухсот ярдов, один парень сказал: «В гробу я это видел. С меня хватит», — и покончил со всем этим раз и навсегда. Оставив его позади, мы прошли еще пару сотен ярдов, после чего инструктор крикнул: «Ладно, дамочки, стоп! Мы закончили! Можете снова садиться в грузовики».
Нас поимели. Парню, который сдался, надо было всего лишь пройти еще двести ярдов, и все было бы в порядке. Но он не знал этого, и поплатился — немедленно получил «ВВЧ». Что же касается остальных, мы доказали, что готовы пройти еще двадцать километров. Инструкторы выяснили то, что хотели: сдавшийся парень был не того качества солдат, в которых нуждался Полк. Они искали людей, которые могли выполнять тяжелую и нудную работу в сложной ситуации. Чтобы в случае, когда тебе придется тащить снаряжение на крутой холм или через густые джунгли, даже если ты был полностью измотан и тебя все достало, ты морально и физически был в состоянии справиться с задачей. Они искали не суперменов — просто людей, чей разум был способен одержать верх над слабеющим телом, невзирая на обстоятельства.
Тем не менее, я мог бы побиться об заклад, что в мое время инструкторы были более требовательны, чем сейчас. Пытаясь сломать нас, они, к примеру, могли поднять нас в два часа ночи, погрузить в грузовики и высадить в валлийских горах, после чего безжалостно гнать нас маршем многие мили, вверх и вниз по склонам холмов. Они могли дождаться, пока мы заберемся на какой-нибудь холм, после чего снова отправляли нас вниз. «Еще раз! Еще раз!» — повторяли они. Мы слышали только эти слова, пока нам не начинало казаться, что мы сходим с ума. Фокус был именно в этом. Инструкторы хотели, чтобы ты сдался. Они по опыту знали, что если за человека взяться всерьез, большинство скажет: «Ну его к черту, эту игру в солдатики. С меня хватит!» Разумеется, Специальная Авиадесантная Служба в таких людях не нуждалась.
К этому нужно добавить, что по правилам отборочного курса, любой кандидат может в любой момент отказаться от его прохождения. Эта неудача не будет отражена в его личном деле. Ему достаточно просто сказать, что с него хватит, а поблизости всегда стоит грузовик, который отвезет его назад в Херефорд, откуда он вернется в свою часть и продолжит службу, как ни в чем не бывало. С остальными кандидатами он больше не увидится — когда они, наконец, вернутся в казармы, он уже будет ожидать своего поезда на платформе № 2 станции Херефорд, или вообще давно уедет.
Пока нас гоняли маршами под проливным дождем, я благодарил Господа, что на дворе стоял август, а не январь, когда валлийские холмы покрыты снегом. Нельзя сказать, что более благоприятные погодные условия как-то мешали инструкторам, поскольку им нравилось ломать кандидатов лично. Один капрал заявил мне: «Ты уйдешь, тебе не
