На этом Брент отпустил ее.
Кэролайн попятилась и споткнулась о спинку своего стула. Ее дыхание сбилось, все тело тряслось.
— Это смешно, — сдавленным голосом проронила она, отходя подальше от мужа и не глядя в его сторону.
— Подумай об этом, Кэролайн, — посоветовал он, теперь уже позволяя едва слышным ноткам злости и отвращения просочиться в свой голос.
Кэролайн решительно не понимала, с какой стати Бренту было злиться или испытывать отвращение. Ведь это он ее принуждал, а не она его.
Кэролайн расправила плечи, пригладила волосы и устремила испепеляющий взгляд на графа, стоявшего по другую сторону стола.
— Как характерно для мужчины идти на любую хитрость, лишь бы добиться своего, давать жене необходимое только в обмен на сексуальные услуги, — дерзко воскликнула она.
Брент, глаза которого стали черными от гнева, двинулся на нее. Кэролайн, однако, не сдавала позиций, отказываясь отступать.
— И как характерно для женщины дразнить мужа, а потом отказывать в сексуальных услугах, пока он не согласится купить ей необходимое, которое я, впрочем, назвал бы излишним, ибо от теплиц столько же пользы, сколько от бриллиантов.
Кэролайн ахнула и попятилась, потому что граф уже был совсем рядом.
— Я ни в чем не отказываю и уж точно не дразню тебя. Моя просьба никак не связана с сексом!
— Разве? — Челюсти графа заметно сжались, а голос стал угрожающе тихим. — Насколько мне помнится, «скромно» прося о маленькой вещи, которая кажется тебе необходимой, ты прижималась ко мне так близко, что твои груди чуть не выпали из платья прямо мне в руки.
Рот и глаза Кэролайн широко раскрылись от шока.
— Думала, я не замечу или не пойму, чего ты пытаешься добиться?
— Как ты смеешь!
— Скажи, дорогая моя женушка, — проговорил Брент, принимаясь гладить ладонью ложбинку между ее грудей, — твои соски такие же мягкие и розовые, как губы, или темно-коричневые и чувственные, как глаза? Я куплю тебе пять новых розовых кустов, если позволишь взглянуть на них одним глазком, десять, если дашь попробовать на вкус.
Она ударила его по щеке. Больно.
Он стиснул зубы, но не сдвинулся с места. Даже его взгляд остался прикованным к ее глазам, бросая вызов, а рука медленно скользнула вниз и обхватила ее левую грудь. Потом с ловкостью, которой Кэролайн не могла предвидеть, он опустил лиф платья и полностью обнажил ее.
Кэролайн вздрогнула и впервые в жизни почувствовала себя абсолютно беспомощной. Ее руки безвольно висели по бокам; она знала, что должна обороняться, но не могла освободиться от гипноза пронзительных глаз мужа. Брент не опустил головы, не отвел глаз от ее лица, просто его пальцы нежно скользили и возбуждали ее соски, заставляя их твердеть и посылать всему телу мелкие искры необычных сладостных ощущений.
Внезапно граф задышал так же тяжело, как и она, и без колебания перевел взгляд на ее тело.
— Брент…
Она чувствовала себя слабой, трепеща в его руках.
Граф неспешно, тщательно изучал ее в свете свечей, как будто любовался ценным произведением искусства или бережно хранимой вещью, одновременно медленно водил ладонями по ее соскам, мягко скользил по ним подушечками больших пальцев, а потом нежно обхватывал груди и, как бы массируя, сжимал их.
И когда Кэролайн показалось, что она вот-вот упадет на него, он поднял голову и пристально посмотрел ей в глаза.
— На мой взгляд, цвет изумителен, Кэролайн, — хриплым шепотом сказал Брент. — Темное бургундское на светлом шампанском. Цвета хорошего французского вина. Когда ты будешь готова и позволишь мне оценить его вкус, мне достанется такой деликатес…
Он вновь обхватил ее груди сильными, теплыми ладонями.
Когда сладкий, текучий зной разлился по телу и собрался между ног, Кэролайн тихонько заскулила.
Брент склонил голову и легко коснулся губами ее щеки.
— Они совершенны, и я так рад, что теперь они мои.
Тут он без предупреждения дернул лиф платья вверх, прикрывая наготу, а языком скользнул вдоль уха. Такой поворот событий чуть не заставил Кэролайн вскрикнуть.
— Сладких снов, малышка, — шепнул Брент.
И покинул комнату.
Ее разбудил кошмар. Нет, не кошмар…
Стон.
Кэролайн резко села на постели, охваченная страхом, ее сердце отчаянно колотилось. Она вновь это услышала. Шум. Хныканье, теперь едва различимое, доносившееся из спальни мужа.
Она быстро выбралась из постели и в настороженной тишине бесшумно пошла к двери, разделявшей их комнаты. У порога она остановилась, прислушиваясь. Босые ноги зябли на голом полу, сияние луны было лишь слабым, тусклым намеком на свет. По другую сторону двери было тихо.
Подождав минуту-другую, продрогнув и различая в тишине только тихое потрескивание дров в затухающем камине, Кэролайн решила, что воображение сыграло с ней злую шутку И тут она услышала это снова. Ошибки быть не могло. Из-за стены донесся громкий стон, затем наступила тишина, а потом низкий голос ее мужа прокричал:
— Нет!
Кэролайн не знала, что делать. Возможно, он нуждается в ней. С другой стороны, он там наверняка один и никакая реальная опасность ему не угрожает. Быть может, ему снятся кошмары?
Она собралась было войти и уже взялась за ручку двери, но тут снова воцарилась тишина. Кэролайн прождала у двери, пока не озябла настолько, что невозможно было дальше терпеть, и вернулась в постель.
Вероятно, графу просто приснился дурной сон, и тут она ничего не могла поделать.
Кэролайн свернулась калачиком под теплым одеялом и спустя несколько минут провалилась в сон. Когда на рассвете она проснулась, ее муж уже покинул Мирамонт.
Глава шестая
Ему просто придется ее соблазнить.
Промучившись шесть долгих дней яркими воспоминаниями о полных грудях Кэролайн, набухающих в его ладонях, Брент пришел к убеждению, что другого выхода нет. Сегодня утром, запрягая лошадей перед возвращением домой, он понял, как довести до победного конца соблазнение такой независимой и умной женщины, как Кэролайн. Вино не сработало, а сам он никогда не мог похвастаться неотразимым шармом. Он добьется своего, как в ночь перед отъездом заставил ее стонать от желания, таять в его руках, потеряв власть над собой. По правде говоря, это был единственный способ, какой приходил ему на ум, — он добьется своего словесно.
Брент пустил лошадей по проселочной дороге, позволив им идти шагом последние две мили до Мирамонта. Моросил мелкий дождь, и он поднял откидной верх экипажа, но влага все равно проникала сквозь одежду. Граф замерз, проголодался и хотел только одного: оказаться дома, съесть что-нибудь горячее и принять горячую ванну.
