говорил!
Зоя, подойдя к тому, кто запланировал ее в жены и матери своих детей, отвесила ему пощечину.
Павлик, лицо которого скривилось, вдруг заплакал. Навзрыд, как ребенок. Антон же, тяжело вздохнув, произнес:
– Поверь мне, я сюда приехал во второй раз, а в первый раз был, чтобы помочь перетаскивать мебель. И никаким сексом на дачах я не занимаюсь, ни со своими девицами, ни тем более не с девицами. Это все чрезвычайно пылкое воображение моего троюродного братца…
Павлик тонким, срывающимся голосом завопил:
– Все он врет, рыбка моя! Не на этой даче, так на соседней! Спроси любого и каждого, они тебе подтвердят, что у него в постели перебывала куча народу обоего полу!
Антон снова вздохнул.
– Кажется, ты пытаешься приписать мне свои собственные разнузданные сексуальные фантазии. Но Зоя права, тебе лучше немедленно уехать!
Павлик, напрочь игнорируя его, произнес, обращаясь к Зое, жалобным тоном:
– Мы можем поговорить с тобой без его участия? Обещаю тебе, что когда мы поговорим, я уеду и оставлю тебя в покое, раз и навсегда!
Зоя, взглянув на Антона, кивнула, и тот, опять вздохнув, на этот раз намеренно громко, отправился по дорожке к домику. Обернувшись, он произнес:
– Только не верь тому, что он будет тебе обо мне плести, это все вранье!
Зоя и не думала верить.
Павлик же, задыхаясь, произнес:
– Ничего не вранье! Это он такого благородного рыцаря из себя строит. А на самом деле поганый развратник. Наверняка еще и с кучей венерических заболеваний. Вы хоть предохраняетесь, надеюсь?
Зоя прервала его глупые излияния.
– Если ты желал говорить наедине со мной об этом, то считай, что мы поговорили. Ты можешь возвращаться в город и оставить нас в покое.
Павлик, заявив, что это не так, принялся повторять то, что она уже слышала. Что он ее так любит. Что Антон ей не пара. Что на него нельзя положиться.
А потом отчебучил следующее: бухнувшись на оба колена прямо на пыльную землю, он достал дрожащими руками из кармана коробочку и протянул ее Зое.
– Что это? – спросила она подозрительно, а молодой человек заявил:
– Прошу тебя стать моей женой! Это я сам выбирал, ты только взгляни, какой чудный камешек!
Не открывая коробочку, Зоя попыталась вернуть ее Павлику, но тот ни в какую не желал ее брать. Тогда девушка просто положила ее на сиденье автомобиля.
– Но почему ты не хочешь стать моей женой? – снова заканючил Павлик.
Зоя, понимая, что они ходят уже не по второму и даже не по третьему кругу, примирительным тоном сказала:
– Потому что не люблю тебя. А его люблю. Все очень просто, Павлик. Извини меня, если можешь. А если не можешь, то не извиняй. Но это ничего не изменит.
Тот, поднимаясь с колен, произнес дрогнувшим голосом:
– Точно не изменит?
Потрепав его по худому плечу, Зоя ответила:
– Точно. Так что возвращайся в город, забудь обо мне. Понимаю, не сразу получится, но рано или поздно… Забыть можно все, любую трагедию.
Она вновь подумала о маме, которая ныряла и не вынырнула.
Нет, наверное, все же не любую.
Павлик, которого ей сделалось невыносимо жаль, сиротливо стоял у массивного джипа своего отца.
Зоя, стараясь говорить как можно мягче, словно с ребенком, продолжила:
– Ты найдешь себе другую. Она будет рада стать твоей женой и родить тебе столько детей, сколько ты хочешь. Ну, или сколько она хочет. Точнее, сколько вы оба хотите…
Выходило как-то коряво, даже насмешливо.
Павлик, на глазах которого блестели слезы, заявил:
– Значит, между нами ни при каких обстоятельствах ничего не возможно?
Зоя обреченно кивнула.
– Ну, ты и сам знаешь, что ничего-то и не было. Мы знаем друг друга с детства, но мы хорошие друзья, и речи никогда не велось о том, чтобы было что-то иное…
Павлик, залезая в атомобиль и отшвыривая на заднее сиденье коробочку с обручальным кольцом (а что там еще внутри могло быть?), злобно заявил:
– Для тебя, может, речи никогда не было, а для меня да. Я всегда любил тебя, а ты все эти годы этого не замечала, не хотела замечать, рыбка моя. Потому что тебе было так удобно – еще бы, такой полезный идиот, как я, всегда под рукой, можно смеяться над его чувствами, забавляясь на стороне. Не удивлюсь, если Антоха не первый хахаль, с которым ты на стороне трахаешься. Что, я ведь прав?
Комментировать эту ахинею Зоя не желала. Ей не было даже обидно, только смешно. Улыбаясь, она ответила:
– Думай, что хочешь. Фантазия у тебя, и в этом Антоша прав, разнузданная. Если я дарила тебе надежду, то извини, это не было намеренно. Все остальное – твои личные интерпретации наших неизменно платонических отношений.
Засопев, Павлик открыл бардачок и произнес:
– Значит, это твое последнее слово, рыбка моя? Ты отшвыриваешь меня, как грязную тряпку? Хотя в вашем случае, голубки, уместнее сказать: как использованный презерватив!
Не желая быть свидетелем этой затянувшей мужской истерики, Зоя направилась по дорожке к дому, у порога которого ее ждал Антон.
– Ну, если так, то ничего мне больше не нужно! – раздался за спиной вопль Павлика. – И жизнь мне не нужна! Учти, в моем самоубийстве будешь виновата только ты, рыбка моя!
Не столько пораженная, сколько уверенная, что все это – часть дешевого фарса, Зоя обернулась, чтобы отпустить язвительный комментарий, – и онемела.
Потому что увидела восседающего за рулем Павлика, который приставил к своему виску небольшой пистолет, вероятно, только что извлеченный им из бардачка.
Остановившись как вкопанная, Зоя уставилась на Павлика и непроизвольно двинулась обратно к джипу.
На лице Павлика играла торжествующая горькая улыбка.
– Что, думаешь, я этого не сделаю? Конечно же, сделаю! И учти, это никакая не газовая зажигалка или незаряженный пугач. Он стреляет, причем на поражение. Потому что если ты не со мной, то не нужна мне такая жизнь!
Застыв около раскрытой двери джипа, Зоя прошептала:
– Прошу тебя, не надо! Оно этого не стоит…
Точнее, она сама этого не стоила.
Павлик же, чьи руки ходили ходуном, буквально визжал:
– Снесу себе башку, и ты будешь в ответе. Я на столе у себя в комнате уже оставил подробное письмо для родителей. И для прессы, к твоему сведению, тоже. Прошу винить в моей смерти Зою С. То есть тебя, рыбка моя, тебя, Зою Синицину!
Зоя была уже у самой двери джипа, когда у нее за спиной раздался тихий, но властный голос:
– Не надо, разреши мне с ним поговорить.
Это Антон, привлеченный воплями Павлика, снова
