Книга Темная икона - Ульяна Лобаева

Игумен замахал руками:

- Что вы, что вы! Литургию он совершает только во время праздников, а уж крестины и отпевание… Просто тут такой случай, очень уважаемый человек, большой жертвователь. Ну, мы и попросили его…

Благочинный начал осторожные объяснения:

- Понимаете, отец Василий, он… как бы это лучше сказать… вроде путеводной звезды нашего монастыря. Он начал восстанавливать тут все в девяностые, и теперь в обитель едут со всей России. Старец имеет… как бы это… Вы ведь неверующий… ну, в общем, имеет славу святого. Он принял строгую схиму – сложил полномочия настоятеля и удалился в келью для молитв. Но просителей принимает – налагает руки, исцеляет, дает мудрые советы.

- Короче, душевное здоровье отца Василия крайне важно для репутации монастыря? – прямо спросил Павел.

Лицо игумена побагровело, а благочинный смущенно покивал головой:

- Вы правильно поняли, Павел Романович. Помогите нам.

- Хорошо, я попробую. Давайте посмотрим на вашего старца.

Павел встал, и вместе с ним поднялся и благочинный, вызвавшийся проводить психиатра до кельи святого.

Проходя через монастырский двор, Павел обратил внимание на изящную деревянную церковь, украшенную куполами-луковицами со снятыми крестами. Здание опутывали многоярусные леса, по которым сновали рабочие.

- Вот, восстанавливаем, реставрируем, - пояснил Дионисий, – деревянная церковь 18 века. Его преподобие игумен Феофан хлопочет, меценатов выискивает. Из захудалого скита вон чем стали.

Проделав путь от настоятельского дома к братскому корпусу, благочинный с Павлом поднялись на третий этаж. Дионисий махнул рукой вперед, проходя по длинному коридору:

- Весь последний этаж отдан инокам, тут у отца Василия особо уединенная келья.

Около кельи старца обнаружился плечистый монах, восседающий на табуретке.

- Как нынче здоровье батюшки, брат Аркадий? – елейным тоном спросил благочинный.

- Все хорошо, спокойно, бормочет что-то иногда. А так тихо, не буянит, - пророкотал Аркадий.

Погромыхав ключами, Дионисий открыл замок, но переступать порог кельи не стал. Осторожно отворив дверь, Павел увидел того самого сухонького старичка из видео, высовывающего седую макушку из-за кровати. Василий прятался от гостей, пригнувшись за матрасом. На одеяле были аккуратно разложены массивный наперсный крест, толстенький томик Псалтири и небольшая икона Богородицы.

Благочинный опасливо глянул на старика, и, даже не поздоровавшись с ним, попятился вглубь коридора:

- Ну, вы тут беседуйте, беседуйте. Потом доложите отцу Феофану.

Психиатр фыркнул про себя – хорош святоша, наверное, опасается, чтоб и о его голову лампада не разбилась. Вон как резво убежал.

Павел затворил за собой дверь, сел на единственный стул в келье и обратился к старцу, стоящему на коленях сбоку от кровати.

- Почему вы прячетесь? Чего-то боитесь?

Отец Василий встал с колен и сел на аккуратно заправленное одеяло.

- Себя боюсь, я уж натворил дел. Вас, небось, игумен позвал. В дурдом меня спровадить? Про лампаду-то, поди, рассказали уже?

- Рассказали. А кстати, почему вы это сделали?

- Бесы искушают, морок наводят.

- Вас к этому подтолкнули бесы?

- Кто ж еще.

- Вы их видите?

Старец сцепил худые руки:

- Вижу. И слышу.

- Как они выглядят?

- Вы же мне не верите. Зачем вам знать, как они выглядят.

- Я верю в то, что вы их видите. Так как же?

- Почти как люди, в этом весь ужас.

- Почему же вы решили, что они бесы, если они как люди?

- Их лица черны, а дыхание нечисто. Они пробрались мне под кожу!

Отец Василий засучил рукава и принялся неистово скрести ногтями предплечье. Павел обратил внимание, что кожа на его руках покрыта блестящей пленкой.

- Что это у вас? Похоже на ожог?

- Кипяток. Я лил кипяток на руки.

- Зачем же вы это делали?

- Хотел вытравить их!

- Вы чувствуете их под кожей?

Старик не ответил, обнял себя за плечи и мелко затрясся.

- Отец Василий, расскажите подробнее о них – что говорят вам, почему вы не можете противиться их воле?

- Я могу, но не знаю, сколько еще продержусь. Они отравляют все, к чему прикасаются, они отравляют меня. Они нашептывают страшные вещи, страшные.

- Что именно?

- Говорят, черная кровь беса и нечистоты из нужника – вот чем буду причащаться люди вместо святой крови Христовой.

Психиатр сделал несколько пометок в блокноте, пробормотав еще слышно под нос:

- Скверно, галлюцинации всех типов…

Старец закачался в крошечной амплитуде и указал на потолок:

- Бесы, бесы!

На потолке красовались грязные черно-коричневые потеки, очевидно, от давнишней протечки. Павел поморщился – заперли стрика в сырой угол, приставили охрану, и на этом вся забота о «путеводной звезде монастыря», очевидно, закончилась.

В ходе беседы отец Василий продолжал твердить о бесах и раздирать руки, запутался на вопросах о дате и дне недели. Павел сделал необходимые пометки, попрощался со стариком и вышел из комнаты монаха. На втором этаж, где жили послушники, где игумен распорядился выделить келью для психиатра. Павел разложил вещи из сумки, достал ноутбук и задумался. То, что эти два дельца, игумен и благочинный, не столько озабочены здоровьем старца Василия, сколько его влиянием на жизнь монастыря, он уже понял. Состоятельные жертвователи готовы идти только к святому, чье имя имеет вес. И эта чушь с одержимостью… не дай Боже начнут свои отчитки, что усугубит состояние старика, чей разум и так затуманен религиозным бредом.

Павел сполоснул руки и лицо и отправился в трапезную, которую еще утром показал благочинный. На раздатке высокий худой мужчина налил ему супа и щедро отмерил капусты с грибами.

- А мясо есть какое-нибудь? – грустно спросил Павел, глядя на густую вермишелевую похлебку.

- У нас всегда постное. По большим праздникам только рыба бывает, - с сильным акцентом ответил кухонный работник. – Меня Мурад зовут, что-то я вас тут не видел. Вы новый трудник? Сейчас зачастили… Как отправишь на кухню чаны чистить – через день сбегают. Они-то думают благодати тут насшибать, – Мурад рассмеялся, но тут же прикрыл рот ладонью.

- Я – Павел. А вы тут как оказались? Кто вы по национальности?

- Таджик. Покрестился.

- Вот как… что ж вас заставило?

- Отец Василий помог, спас мне жизнь – прямо сказать. Меня в Заринск женщина из Питера привезла. Сказала, тут ферма рядом с городом, условия хорошие, даже договор делают на зарплату. Ну и оказался в настоящем рабстве – у меня даже цепь на ноге