конец вагона уходил мужчина. Аля вышла в тамбур. Подпоручик, застёгиваясь на ходу, поспешил за ней. Обогнал, схватив ручищами за плечи, приостанавливая, и затопал по винтовой наверх:
— Следуйте за мной!
Аля поднялась по лестнице.
Второй, милитари-этаж транссибирского экспресса № 4 занимал пространство над двумя вагонами первого и второго классов. В пространстве над первым классом располагались башня с двумя двадцатимиллиметровыми пушками и два пулемёта. Башней в данный момент управлял сержант Глытин, пулемётами — ефрейтор Пак, однофамилец начальника поезда. Они сидели в своих кабинах, оборудованных необходимыми приборами наблюдения, ведения огня, и несли вахту. Над вторым классом располагалась казарма охраны поезда и сменщиков Глытина и Пака. Офицерский отсек был обустроен между боевой частью и казарменной. Подпоручик провёл Алю сюда. В отсеке на двух диванах сидели капитан Пак и старшина Миллер. Между ними на столе лежал лист умной бумаги, с висящей над ней голограммой четвёртой версии «Robbers», в которую на деньги играли Пак, Миллер и подпоручик. Здесь же на столе стояли три пустые четвертинки водки «Ушкуйникъ» и полбутылки японской шоджу, рисовая посуда с закусками и нарезанными фруктами. Приглушённо звучал русскоязычный шансон. На краю стола лежала ЖЖ[16]. ЖЖ была белая, гладкая, размером чуть больше среднего. Её устало сёк прутом рядовой Авдеенко. ЖЖ периодически смешно выпускала газы, пахнущие розовым маслом. Видно было, что Авдеенко делает это уже давно и порядком устал. Свою правую руку он поддерживал левой.
Пак был пьян, Миллер — выпивши. Из их расстёгнутых кителей выглядывало телесного цвета исподнее.
— Господин капитан, вот эта леди! — отрапортовал подпоручик, подводя Алю к столу. — Брат у неё запропал.
Пак сфокусировал на Але осовелый взгляд бесцветных глаз:
— А!
Аля кивнула ему.
— Без тебя, Иван, у меня попёрло, ёпт! — рассмеялся старшина, привычно дёргая себя за обвислый, замаслившийся от еды ус. — Семнадцать юаней хапнул.
— Умным везёт или дуракам? — проговорил Пак, глядя на Алю. — Как вы думаете?
— Добырым, — ответила Аля.
— Добрым? — пьяно усмехнулся Пак. — А я думал — злым! А, Иван?
— Злым, господин капитан, на войне больше везёт, это точно, — ответил подпоручик, усаживаясь на диван рядом со старшиной. — У нас в батальоне был один прапор, раненых казахов своим катана добивал всегда. В шею косым ударом. А каждому пленному харкал в левый глаз. Говорил: чтоб всегда мазал. Говорят, и ещё двух пленных зарезал. И ни одной царапины, вернулся в свою деревню.
— А комбат как на это смотрел… конвенция… закон… а? — Пак повернул к нему бледное, неподвижное, блестящее от испарины лицо.
— Смотрел сквозь пальцы, господин капитан, — чётко ответил подпоручик, залезая рукой в голограмму.
— Ну… это… преступление… — недовольно покачал головой Пак.
— Они тоже преступали, — вставил старшина. — Я ж про племяша вам рассказывал.
— Да, — вспомнил Пак. — Рассказывал. Племяш. Но это… совсем не… это… а вот раненых добивать… это как-то… не по-христиански…
Он потряс головой и уставился на Алю:
— Ты… то есть вы чего хотите?
— Голва, — произнесла Аля.
— Да, с головой леди хочет потолковать, — кивнул подпоручик, набирая голографические фишки. — Брат пропал.
— Двадцать юаней, — пробормотал Пак.
И со вздохом взял свой стаканчик с шоджу. Аля вынула из кармана бумажку в пятьдесят юаней и положила на стол. ЖЖ три раза подряд выпустила газы. Авдеенко перестал её сечь, морщась и поддерживая правую руку.
— Секи! — приказал Пак.
— Господин капитан, рука отваливается.
— Левой секи! Или на гауптвахту. Альтернатива, да? Провинность серьёзная у тебя, рядовой.
Авдеенко взял прут в левую руку и принялся неловко сечь ЖЖ.
— Господин капитан, разрешите отлучиться в туалет! — высунулся из кабины пушки сержант Глытин. — Сменщик — ефрейтор Карась.
— Разрешаю!
Пак глянул под стол, пошарил и достал красный плоский кейс. Поставил на стол.
— Авдеенко, отставить, — приказал он. — Ушёл с жопой.
Облегчённо вздохнув, Авдеенко подхватил ЖЖ и удалился в солдатский отсек.
Капитан Пак открыл кейс. Внутри была плоская чёрная поверхность. Он приложил свою правую ладонь к ней. Прозвучал сигнал. Пак убрал ладонь. Над поверхностью возникла голограмма человеческой головы.
— Заткните ушки, мадмуазель, — приказал Пак Але.
Она заткнула уши пальцами. Пак произнёс код допуска.
— Код принят, — ответила голова.
— Спрашивай! — Пак кивнул в сторону головы.
Аля вынула пальцы из ушей и, не задумываясь, быстро и старательно проговорила по буквам:
— Пехтерев Олег Платонович, GCI 397255, DONNO 130.
— Поиск пошёл, — бесстрастно ответила голова.
Прошло полминуты. Над головой возникла карта. На карте — красная пульсирующая точка. И координаты её. Голова озвучила координаты.
— Оле! — закричала Аля так, что подпоручик вздрогнул, а Пак рассмеялся.
Голова проложила путь по карте до красной точки.
— До вашего брата сейчас сто двадцать два километра, — прищурился Пак. — Жив! А?
— Оле! Оле! Оле! — повторяла Аля, прыгая на месте.
— Нашёлся! — усмехнулся старшина. — Радость, ёпт…
— По ходу поезда, а?! Вообще! — рассмеялся подпоручик. — Вы в Бога верите?
— Оле! Оле!
— Повезло девушке, ёпт. На правильный поезд села!
— Да, справа, по ходу. Но он… это… — Пак раздвинул карту движением двух пальцев. — Не в населённом пункте… это лес. Чего он ночью зимой в лесу торчит?
— Оле, Оле! — повторяла Аля, не отрываясь от пульсирующей точки и зажимая себе рот.
— Охотится? — спросил подпоручик.
— Ночью?
— А чё, с тепловизором, на оленей…
— Или по кабану.
— Браконьер, ёпт. Может, в бегах?
— Сейчас народ деревенский голодает.
— Мясо, ёпт…
— Оле! Оле!
— В общем, вам надо доехать до Хора, сойти и вооот сюда переть. Восемнадцать километров лесом, северо-восток.
— А когыда Хор?
Подпоручик глянул на расписание:
— Утром, в 9:27.
— Оле! — Она качала головой.
— Информация закрытая, скинуть нельзя, ебёныть… — Пак взял салфетку, написал на ней координаты, название станции и стрелкой — направление. — Вот.
Он отдал салфетку Але.
И закрыл кейс. Голова пропала.
— Хор, Хор, Хор, — повторила Аля, приложила салфетку к губам и поцеловала.
— И это… сдачу возьмите. — Пак отсчитал ей тридцать юаней.
— Сыпасб!
— Обращайтесь! — рассмеялся Пак, слизывая языком пот с верхней губы.
И глянул в другую голограмму:
— Так, играем.
Спустившись вниз, Аля спрятала салфетку в карман халата, прошла по коридору и постучала в дверь купе № 7. Ей открыла Тьян. В купе горел синий ночник.
— Мне надо сыпать до девять нол-нол, — сообщила ей Аля.
Тьян молча указала ей на постель и легла на другую. Не снимая халата, Аля легла, накрылась одеялом.
Тьян выключила ночник.
— Оле… — прошептала Аля, нащупывая салфетку в кармане.
Экспресс быстро шёл.
Стучали колеса: ту-дум, ту-дум, ту-дум.
Аля закрыла глаза и тут же заснула.
Ей приснилось, что она проехала Хор. И вышла в каком-то китайском неизвестном городе, где совсем нет людей. Аля идёт по главной улице города, она
