просто чудо-чудесо.
Псой Короленко. «Чертово колесо» [214].
Этот контекст указывает на случайность исторически сложившихся расхождений между формами именительного падежа ед. числа тех слов, которые в исходном склонении на согласный звук имели одинаковые флексии начальной формы.
В сущности, импульс исторического развития языка с его тенденцией образовывать формы существительных по аналогии (в этом и заключается динамика в системе склонения) аналогичен импульсу рифменного притяжения слов и форм:
И видно, как все меньше раз за разом
несут на белом к смутным тем березам
дощатый гроб великим переносом
Когда я проезжал и видя корпуса
(забыл упомянуть, что здесь теперь Мокса)
другая жизнь, другие трубеса
Генрих Сапгир. «Хороны барака» / «Генрих Буфарёв. Терцихи» [215] ;
В серых колготках, надетых на стрелки часов,
Время не может найти утешительных слов
для андрогинной природы…
Вот и рифмуешь: лесов-парусов-небесов.
Хочется кушать? Добавишь еще – колбасов,
и завершишь – бутерброды.
Александр Кабанов. «Дождь отшумел, полусухой красный ампир…» [216].
В современной поэзии встречается много примеров распространения окончания -ов / -ев в род. падеже мн. числа на существительные женского рода:
Москва! – как много в этом зыке!
Москва! – как много в этом соке!
Москва, ты ищешь в каждом лыке
Возможность встать в чужие строки.
<…>
Я помню: юношей безродным,
Ещё не отпустив усов,
К тебе стремился я, голодный,
За-ради мяс и колбасов.
Ефим Беренштейн. «Оп-ца-ца» [217].
Так выпьем же за царство новых ятей,
за бабочков, плетущих в небе петель,
за девочку, рыдающую в китель
в уродливой, но радостной тоске.
Давид Паташинский. «Вы думали, я сам себе – кильватер?..» [218] ;
Стало поздно, но сделать привала
муравьишки пока не могли,
время стрелки секундов совало
по карманам раздувшейся тли.
Давид Паташинский. «муравек» [219] ;
скажи мне рой твоих мечтов, твои про
зрачные недели, пусть сваи гордые мос
тов и ветер напрочь опустели.
Владимир Казаков. «даль с ними и со мной…» [220] ;
Доставайте кроликов из шляпов,
Ухватив рукой за пару ух,
Беленьких, дрожащих, многолапых,
Красноносых, мягоньких, как пух.
<…>
Полицейский позабудет китель,
Продавец забросит магазин,
Только никому не говорите
То, что кролик всё равно один!
Все расстроятся, пожалуй, жутко,
Засмеют вас, если не побьют,
Все хотят ведь верить, что не в шутку
Кроликов из шляпов достают!
Ольга Арефьева. «Доставайте кроликов из шляпов» [221] ;
– Мы все умрём, – сказал Гаврилов
и зарыдал что было силов.
– Увы-увы! – вздохнул Шувалов
и головою покачалов.
Александр Левин. «Гаврилов и Шувалов» [222] ;
За закрытыми ставнями, кстати, и мы потихоньку себе веселимся.
Мы ничуть не боимся
ни подбеска блаженного с пеной пивною у пасти,
ни братишки его и ни тяти,
ни русалков его зубоскальных, плывущих от пота
по мохнатым чернильным волнам,
по волнам по чернильным мохнатым
(между скатом сосковым и черным спинным живоглотом), —
и поющих, поющих, поющих плачевным фальцетом
<…>
…Вон как он, моя рыбка, русалков когтями терзает, —
так, что лица у них опухают, глаза багровеют,
и гармонь фронтовую, подругу его плечевую,
плющит так, что костяшки немеют.
Линор Горалик. «Разве водобоится боец ВДВ, вдоль какой-нибудь улицы сельской…» [223] ;
Моих костров твоим кострам
твоих б сестров моим сестрам
моих Петров б твоим Петрам —
слои слова своим словам
Евгений Хорват. «Авессарамма» [224] ;
Муж лежал на солнцепёке,
Кушал жареные штуки,
испечённые женой
в позапрошлый выходной.
<…>
Эта добрая жена,
как родная старшина,
мужу штуков и люляков
испекала до хрена.
Муж лежал на солнцепёке
весь бесчувственный, жестокий,
<…>
отгоняя толстых мухов
вялой спящею рукой.
Александр Левин. «Муж лежал на солнцепеке…» [225] ;
И я был честный гражданин
Страны своей Советов
И я внимал советов
Журналов и газетов
Дмитрий Александрович Пригов. «И я был честный гражданин…» [226] ;
Что случилось? что случилось?
Сорок тысячев взбесилось
А за ними миллион
И пошли на Кремль – а он
Неприступный возвышался
И терялся в небесах
Лишь на огненных часах
Меч возмездия вращался
Объективный
Дмитрий Александрович Пригов. «Что случилось? что случилось?..» [227] ;
Моя античная порода стоит ногами в небесах,
поди посетуй огороду, что уместился на весах,
продуй закаты да восходы, протри стекло своей зари,
убей последнего урода, открой амбар по счету три
и обнаружь там понедельник в камзоле каторжных потрав,
великих войн большой бездельник, совет у нищего украв,
олигофрен, владыка птицев, что рвали нитью горизонт,
когда, не в силах обозлиться в планете кончили озон,
теряя прочие частицы останеновки бытия.
Такие, братец, нынче птицы летят за крайние края.
Давид Паташинский. «Полезия» [228] ;
Уже светало. Дворник Чистопузов
Усталый, но довольный шел домой
И нес большой аквариум медузов —
В награду за поступок трудовой.
Тим Собакин. «Дикобразы» [229] ;
Нет повести бездоннее на свете,
чем повесть о сияющем поэте!
Но скажет продавец книжкóв корявых:
«За чистотою – в монастырь направо.
За красотою – к полевым лилеям.
За счастьем – винный погребок левее».
Марина Матвеева. «Нет повести печальнее на свете…» [230].
Замена окончаний -ей, -ий, и замена нулевого окончания на -ов, -ев в словах мужского и среднего рода наблюдается тоже довольно часто, что соответствует грамматике социального просторечия:
Скобелев вылетает, белый
