к жене, ребенка не следует надолго разлучать с матерью.
Педро унес малыша, а матушка Елена продолжала буравить Титу пристальным взглядом. В глазах дочери она уловила едва заметную тень смущения, и это ей не понравилось.
— Ты сделала чампуррадо[10] для сестры?
— Да, мамочка.
— Дай его мне, я отнесу. Росаура должна пить днем и ночью, чтобы у нее было молоко.
Но сколько бы чампуррадо ни пила Росаура, молоко у нее так и не появлялось. А у Титы отныне его было столько, что хватило бы для прокорма трех таких малышей, как Роберто. Поскольку Росаура все еще не окрепла, никто не удивился, что кормлением младенца занялась Тита. Но никто и представить себе не мог, что она кормит его грудью. Тита с помощью Педро искусно скрывала это обстоятельство от глаз окружающих.
Выходило так, что рождение ребенка не разъединило, а еще больше сблизило их, будто именно Тита, а не Росаура была его матерью. Она и впрямь чувствовала себя матерью и не скрывала этого от Педро. С какой гордостью она носила племянника и показывала его приглашенным в день крещения! Росаура все еще испытывала недомогание и не смогла прийти в церковь. Так что именно Тита заняла ее место на празднике.
Доктор Браун не мог отвести от нее взгляда. Джон принял приглашение на крестины лишь для того, чтобы увидеть ее и переговорить с глазу на глаз. Хотя они и виделись почти каждый день, когда доктор Браун приходил проведать Росауру, у него не выдавалось удобного повода поговорить с ней без свидетелей.
Воспользовавшись тем, что Тита проходила мимо стола, за которым он расположился, Джон поднялся и подошел к ней, словно желая посмотреть на ребенка.
— Какой очаровательный малыш, и какая красавица у него тетушка!
— Спасибо, доктор.
— Подумать только, как бы вы сияли, будь этот ребенок вашим.
Тень печали легла на лицо Титы. Заметив это, доктор поспешил исправить свою оплошность:
— Простите, кажется, мои слова были не вполне уместны.
— Нет-нет… Просто я не могу ни выйти замуж, ни завести детей, потому что должна заботиться о матери до ее смерти.
— Как такое возможно?! Что за нелепость…
— Увы, но это так. А сейчас прошу извинить, меня ждут другие гости.
Тита быстро ушла, оставив Джона совершенно сбитым с толку. Ей, признаться, тоже стало не по себе, но все быстро прошло, как только она перевела взгляд на Роберто, который мирно посапывал у нее на руках. Какое ей дело до того, что сказал доктор, если она могла обнимать этого малыша. Она считала его своим. Пусть никто не называл ее матерью, но она была ею. Педро и Роберто принадлежали ей, а все остальное ее не волновало.
Тита была так счастлива, что не заметила, как матушка, точно так же, как Джон, хотя и по другой причине, не сводит с нее глаз. Уверившись, что между Педро и Титой что-то происходит, она так увлеклась слежкой, что даже не прикоснулась к еде и не заметила, какой оглушительный успех имело праздничное застолье. Все сошлись во мнении, что по большей части это заслуга Титы. Моле получилось просто пальчики оближешь! Весь вечер Тита купалась в похвалах. В ответ на вопрос, в чем же, собственно, секрет ее кулинарного мастерства, девушка не уставала повторять, что секрет лишь в большой любви, с которой она готовила моле. При этом Тита то и дело обменивалась заговорщицкими взглядами с Педро. Оба вспоминали сцену на кухне. В один из таких моментов орлиный взор матушки Елены за двадцать метров уловил в их глазах блеск, который возмутил ее до глубины души. Из всех присутствующих она единственная была не в духе. Прочие — те, кто отведал моле, — пребывали в странной эйфории. Они смеялись и шумели, как никогда прежде, а после этого еще долгие годы не испытывали подобной радости. Впервые за это смутное революционное время жители городка позволили себе забыть, что повсюду свистят пули.
Лишь матушка Елена, раздумывавшая, как покончить с причиной своего недовольства, не потеряла самообладания. Улучив момент, когда Тита была достаточно близко, чтобы услышать каждое слово, она громко сообщила отцу Игнасио:
— По тому, как идут дела, падре, боюсь, в один прекрасный день Росауре потребуется врач и мы не сможем его привезти, как уже случилось при родах. Думаю, лучше всего отослать их с мужем и сыном к моему кузену в Сан-Антонио, что в Техасе, как только она немного придет в себя. Там у нее будут самые лучшие доктора.
— Не могу согласиться с вами, донья Елена. При нынешней политической обстановке в доме нужен мужчина, чтобы его защищать.
— Я всегда превосходно управлялась сама и с ранчо, и с дочерьми. В этой жизни, падре, мужчины не так уж важны, чтобы без них нельзя было обойтись, — добавила она со значением. — А революции не так ужасны, как их малюют. Беда не беда, были бы хлеб да вода.
— Что есть, то есть, — ответил священник, посмеиваясь. — Ай да донья Елена, за словом в карман не лезете! Но подумали ли вы, где будет работать Педро в Сан-Антонио?
— Да хоть бы и бухгалтером в компании моего кузена. Не вижу проблемы. Английский он знает превосходно.
Для Титы слова матушки Елены прозвучали как гром среди ясного неба! Она не могла позволить, чтобы это произошло. Невозможно, чтобы именно сейчас у нее отняли ребенка. Она должна была помешать этому любой ценой. Но так или иначе матушке Елене удалось испортить праздник! Первый праздник, которому Тита радовалась от всей души.
Продолжение следует…
