входившие не видели, что он пишет. Можно предположить, предсмертные записки. И, кажется, сомнений в его самоубийстве нет.
Но есть немало серьезных оснований и для сомнения. Возникает ряд вопросов. Почему маршал выбрал такой необычный для военного человека способ самоубийства? Повеситься, да еще вот так в сидячем положении, на куске синтетического шпагата, привязанного к оконной раме. Это не по-военному. Следствие акцентирует внимание на том, что у маршала не было оружия. Свой пистолет он сдал, уходя с поста начальника Генерального штаба. Сдавал оружие, и то которое ему дарилось высокими иностранными гостями.
Но, как заметила в показаниях следствию его дочь, у него был другой, более легкий путь для самоубийства. Были у него снотворные и транквилизаторы, которые позволяли уйти из жизни менее мучительно. Почему-то местом смерти избрал кремлевский кабинет, а не квартиру, которая пустовала.
Кому адресована, судя по всему, самая последняя записка: «Я плохой мастер готовить орудие самоубийства. Первая попытка (в 9.40) не удалась — порвался тросик. Очнулся в 10.00. Собираюсь с силами все повторить вновь». Перед кем это он отчитывался? Почерк последней записки такой же каллиграфический, как и остальных, написан твердой рукой, возможно ли такое при подготовке второй попытки самоубийства?
Обе дочери Сергея Федоровича, с которыми он провел на даче последний вечер и утро последнего дня, не заметили в нем ни малейших признаков беды. Как обычно, он ранним утром очень долго, полтора часа, делал зарядку на улице. Во время завтрака обсуждал с ними, как лучше встретить жену и внучку, которых ждали в тот день из Сочи: «Когда мама уточнит номер рейса, обязательно позвоните мне на работу». Уезжая, обещал младшей внучке после обеда повести ее на качели, то есть к обеду собирался быть дома. Не стыкуются и показания водителя автобазы Генерального штаба И. В. Платонова, который работал с маршалом.
Не укладывается в голове и дальнейшее. После звонка матери дочь Татьяна сообщила отцу, что едут в аэропорт их встречать. Это было в 9.35 — выходит, как раз в это время, когда он готовился надеть на себя петлю. Между тем они хорошо поговорили, и голос у него был бодрый, даже веселый. Впрочем, этот факт можно мотивировать исключительно силой воли и самообладанием маршала.
Те, кто близко знал Архомеева, вспоминают. Маршал Язов — «Я хорошо знал Сергея Федоровича. Он не смог смириться с тем, что произошло в его стране». Генерал армии Валентин Вареников — «В те дни покончили жизнь самоубийством советник президента по военным вопросам Маршал Советского Союза Ахромеев и министр внутренних дел Пуго. В этом самоубийстве я лично сомневаюсь, хотя и читал последние записки Сергея Федоровича».
ИЗ МАТЕРИАЛОВ СЛЕДСТВИЯ (Показания водителя)
«Приехали в Кремль. Ахромеев сказал: «Езжайте на базу, я Вас вызову». И не вызвал. В 10 часов 50 минут я позвонил ему в Кремль и отпросился на обед. Он меня отпустил и сказал мне, чтобы я в 13.00 был на базе. Более я с ним не разговаривал и не видел его».
Но ведь в 10.00 он как бы очнулся и снова предпринимает попытку самоубийства. Тут не до разговора с водителем.
Время смерти маршала судебно-медецинская экспертиза определила весьма расплывчато и приблизительно. Кроме того, были сделаны оговорки о значительных трудностях экспертизы, так как перед этим на месте не были проведены специальные исследования. А почему же они не были проведены?
И вот еще показания Вадима Валентиновича Загладина, тоже советника Президента СССР. Его кабинет под номером 19 «в» находился в общем коридоре с кабинетом Ахромеева 19 «а».
ИЗ МАТЕРИАЛОВ СЛЕДСТВИЯ
«Загладин свидетельствует следующее: «Был на работе с 10 до 15 часов. Может, чуть дольше. Ахромеева не видел. Его кабинет был открыт, я это определил по тому, что в кабинет входили и выходили, но кто — я не знаю, я считал, что это входит и выходит Ахромеев, т. к. секретари в субботу не работали… Когда я уходил, то в двери Ахромеева ключ не торчал. Я выключил свет в коридоре между нашими кабинетами (там маленький коридор) и ушел. В кабинете Ахромеева было тихо. Я ушел из кабинета в 15.00–15.20 примерно. Я точно помню, что ключа в двери Ахромеева не было, иначе бы я не выключил свет в коридоре».
Потом Загладин поясняет следователю: «Обычно когда С. Ф. Ахромеев был в кабинете, то ключ торчал в двери с наружной стороны».
Гречаная Алла Владимировна, референт Ахромеева, свидетельствует: «От кого-то из охраны, его зовут Саша, я слышала, что он видел Сергея Федоровича около 2 часов дня в субботу».
Таким образом, в 15.00 или 15.20 ключа в двери не было, а в 21.50, когда дежурный офицер проходил мимо кабинета, то его внимание привлек именно ключ! Когда же он появился в двери? Кто входил и выходил из кабинета после 10 часов утра? Сам Ахромеев? Кто после 15.00 вставил ключ в дверь, когда Ахромеев был уже мертв?
Этих фактов вполне достаточно, чтобы следствие было продолжено и попыталось ответить на возникшие вопросы. А Сашу даже не допросили, дело поспешили закрыть.
И чем-то зловещим веет из показаний офицера охраны В. Н. Коротеева, который обнаружил Ахромеева С. Ф. «без признаков жизни».
ИЗ МАТЕРИАЛОВ СЛЕДСТВИЯ: «Об обнаружении я доложил коменданту Резиденции Президента Барсукову М. И.».
Да, это тот Барсуков Михаил Иванович, наиболее приближенный к Ельцину в течение нескольких последних лет, выходец из КГБ и находящийся в неразрывной связке «Коржаков — Барсуков». Он и возглавит потом новую ельцинскую спецслужбу.
Случайно ли именно он появился на мести смерти Ахромеева и когда он появился?
Согласно показаниям Барсукова, ему доложил Коротеев около 24 часов. Коротеев же называет время — 21 час 50 минут. Причем прямо говорит, что труп обнаружил он. В показаниях Барсукова совсем другое.
ИЗ МАТЕРИАЛОВ СЛЕДСТВИЯ
«Коротеев В. Н. доложил мне, что в 19 «а» — кабинете советника президента СССР Ахромеева С. Ф. ключи в замочной скважине, а света в кабинете нет, и что он просил меня прибыть… Я поднялся на второй этаж в 19 «а», заглянул в кабинет. У окна в неестественной позе я увидел советника на полу.»
Выходит, что Коротеев в кабинет даже не заглядывал, а труп обнаружил Барсуков! Кем же тогда был Барсуков?
Официально, по должности, комендант комендатуры корпуса № 1 Кремля, а Коротеев называет его комендантом Резиденции Президента СССР.
Возможно, он уже тогда работал на Ельцина — Президента России. Другой из этой одиозной пары, Коржаков, неотлучно следует в
