я остаюсь и останусь впредь коммунистом и выступаю за социалистический выбор. Но мои взгляды на развитие общества и государства за последние шесть лет изменились. Теперь обратного пути нет. Нужно идти вперед и бороться за интересы людей труда, за социализм».
После посещения в Киеве Военной академии ПВО Сухопутных войск Ахромеев уехал в Молдавию, откуда был избран народным депутатом СССР. В его рабочих заметках появилась запись: «Люди потеряли веру в Президента и КПСС. Сломать все сломали — ничего не сделали. Нет сырья, нет комплектующих. Производство расстроено. Все продано в Румынию». Ему было совершенно очевидно, что власть бессовестно обворовывает свою страну и граждан. Выжимает последние соки, вплоть до гибели. Даже армии! Если в 1985 году в начале перестройки внешний долг практически отсутствовал, а золотой запас составлял 2 тысячи тонн, то в 1991 году долг составлял уже 120 млрд. долларов, а золотой запас упал до 200 тонн. За это время вооруженные силы не получили ни одного самолета и корабля.
Задолго до августа 1991 года еще весной, работая над выступлением в Верховном Совете, он записывает: «О М. С. Горбачеве. После шести лет пребывания М. С. Горбачева главой государства стало:
— как получилось, что страна оказалась на краю гибели, чему виной является политика и практическая деятельность Горбачева;
— кто и почему организовал антиармейскую кампанию в стране.
В 1985–1986 годах М. С. Горбачев, да и другие члены Политбюро вели себя как легкомысленные школьники. Словом, делалось все, чтобы кризис доверия в стране наступил. Ответ четкий: Путь Горбачева — не состоялся. Страна ввергнута в хаос».
За два месяца до трагической гибели Ахромеев подал Президенту заявление о своем уходе с поста советника, откровенно заявив, что в сложившихся условиях шельмования военных, поспешного и одностороннего разоружения он не имеет права занимать пост рядом с Президентом, отказывается участвовать в разрушении армии и Отечества. Горбачев на заявлении наложил резолюцию: «Подождем».
О событиях в Москве 19 августа 1991 года Ахромеев узнал из сообщений телевизионных каналов в Сочи, где отдыхал с женой, и в тот же день вылетел самолетом в столицу. В Кремле его встретили сотрудницы Т. Шереметьева, Т. Рыжова и А. Гречанная, которые позже рассказали, в каком отличном настроении приехал Сергей Федорович, был весел, бодр. Уже 20 августа Ахромеев работал в Кремле и здании Министерства обороны, диктовал Рыжовой план мероприятий, которые необходимо было провести в связи с введением чрезвычайного положения в стране. В ночь с 20 на 21 августа ночевал в Кремле. Из кабинета звонил дочерям и в Сочи жене. 22 августа направил на имя Горбачева личное письмо, в котором написал о намерениях ГКЧП и своей причастности к его руководству: «Почему я приехал в Москву по своей инициативе и начал работать в «Комитете». Никто меня из Сочи не вызывал. Был уверен, что эта авантюра потерпит поражение, а приехав в Москву, еще раз убедился в этом. Дело в том, что начиная с 1990 года, я был убежден, как убежден и сегодня, что наша страна идет к гибели. Вскоре вся она окажется расчлененной. Я искал способ громко заявить об этом. Посчитал, что мое участие в обеспечении работы «Комитета» и последующее, связанное с этим разбирательство даст мне возможность прямо сказать об этом. Звучит, наверное, не убедительно и наивно, но это так. Никаких корыстных мотивов в этом моем решении не было». 23 августа Ахромеев присутствовал на заседании Комитета Верховного Совета СССР по делам Обороны и госбезопасности.
Незаконченное расследование
ИЗ МАТЕРИАЛОВ СЛЕДСТВИЯ
«…24 августа 1991 года в 21 час 50 минут в служебном кабинете № 19 «а» в корпусе № 1 Московского Кремля дежурным офицером охраны Коротковым был обнаружен труп Маршала Советского Союза Ахромеева Сергея Федоровича (1923 года рождения), работающего советником Президента СССР.
Труп находился в сидячем положении под подоконником окна кабинета. Спиной труп опирался на деревянную решетку, закрывающую батарею парового отопления. На трупе была надета форменная одежда Маршала Советского Союза. Повреждений на одежде не было. На шее трупа находилась скользящая, изготовленная из синтетического шпагата, сложенного вдвое, петля, охватывающая шею по всей окружности. Верхний конец шпагата был закреплен на ручке оконной рамы клеящей лентой типа «скотч». Каких-либо телесных повреждений на трупе, помимо связанных с повешением, не обнаружено.»
В заключении судебно-медицинской экспертизы записано: «Не обнаружено признаков, которые могли бы свидетельствовать об убийстве». Никто из опрошенных свидетелей имя убийцы не назвал.
Старший следователь по особо важным делам прокураторы РСФСР Леонид Прошкин, который вел дело, сделал вывод:
«За отсутствием события преступления»… «Лиц, виновных в наступлении смерти Ахромеева или каким-либо образом причастным к ней, не имеется».
Генеральная прокуратура спешит дело о смерти Ахромеева прекратить, хотя мотивов для самоубийства у маршала не было.
Политический обозреватель Виктор Кожемяко, изучив в военной Коллегии Верховного суда России два толстых тома по факту смерти Ахромеева, был крайне удивлен, что в деле оставалось столько темного, противоречащего, буквально кричащих фактов, которые требовали объяснений.
В итоговом постановлении Генеральной прокуратуры многие факты опущены, как «невыгодные», ибо не сходились концы с концами. Не сходятся они и в части «прекращения уголовного дела в отношении Ахромеева С. Ф. по его участию в деятельности ГКЧП». Поэтому версия следствия многих не убедила.
На рабочем столе Ахромеева после его смерти обнаружены шесть записок. Первые две написаны 23 августа, то есть накануне смерти. Одна, прощальная, семье, вторая — на имя маршала Соколова и генерала армии Лобова с просьбой помочь в похоронах и не оставить членов семьи в одиночестве в тяжкие для них дни.
В записке родным он писал: «Всегда для меня был долг воина и гражданина. Вы были на втором месте. Сегодня я ставлю на первое место долг перед вами. Прошу вас мужественно пережить эти дни. Поддерживайте друг друга. Не давайте повода для злорадства недругам». В прощальной записке написано: «Не могу жить, когда гибнет мое Отечество и уничтожается все, что считал смыслом моей жизни. Возраст и прошедшая моя жизнь дают мне право уйти из жизни. Я боролся до конца».
В этот предпоследний день жизни маршал присутствовал на заседании комитета Верховного Совета СССР по делам обороны и безопасности. Если раньше он всегда выступал и был очень активен, то на этот раз, по словам очевидцев, все заседание просидел в одной позе, даже не повернув головы и не проронив ни единого слова.
Есть и другие, аналогичные, показания видевших его на работе. Темное лицо, состояние заметно подавленное. Что-то писал в кабинете, стараясь, чтобы
