из объятий Петра, который всё это время держался обеими руками за его ладонь. — Сломаешь руку.
— «Бесёнок»… Ты запомнил. — вздохнул Питер. — Так меня звал только отец. Ты должен знать, что он умер.
— Я знаю, Петя.
— Не удивлён. Я уже устал удивляться. — Горелик осмотрелся. — Пора начать воспринимать всё как должное.
— А я — не перестаю удивляться. — пробормотал Жилин. — Вы меня просто прибили новостями.
— Сергей Кондратьевич! Хотите, я «добью» Вас? — Павловский хитро улыбнулся. — Об эффекте Паиса я впервые услышал за обедом в квартире Гореликов. Борис Ефимович осторожно подводил меня к этой теме.
— Почему Вы не сообщили это на совещании, когда Тимощук, будучи ещё аспирантом, докладывал о своих наработках? — Жилин снял очки и стал протирать их полой халата. — И как далеко вы тогда продвинулись?
— Во-первых, все наработки — исключительная заслуга Бориса Ефимовича. Во-вторых, на тот момент я больше интересовался математическим моделированием, от него была практическая отдача. — Вольдемар хитро посмотрел на Питера и подмигнул ему. — Правда, мой первый научный руководитель не одобрял активного применения этих знаний.
— Теперь я понял, почему у тебя постоянно водились деньги, — сказал Горелик и засмеялся.
— Я бы хотел, чтобы Вы, Владимир Георгиевич, несколько подробней поведали мне о Вашем сотрудничестве с Гореликом-старшим. Сегодня. Непременно сегодня.
Профессор развернулся и пошёл к установке, подслеповато смотря вперёд, несколько озадаченный непривычной тишиной. Он поспешно нацепил очки.
Картинка сфокусировалась: белые халаты стояли около установки или на ней, как сурикаты у норы, глядя в его сторону.
— Тэээкс… — процедил Жилин. — Ну, я вам устрою.
Все дружно загалдели и бросились работать.
Между тем, давно не видевшиеся продолжали беседу.
— Скажи, Пётр, что ты собираешься делать, когда установка заработает?
— Я хочу найти свои корни, — вздохнул Питер, — они где-то здесь. Мне обещали помощь. Надо спросить у Сэма.
Горелик вскочил и стал озираться в поисках компаньона.
— Сейчас я тебя познакомлю со своим другом! А где Сэмми?
–
На втором этаже внутреннего помещения ангара стояли трое, и смотрели через зеркальное стекло кабинета вниз, на происходящее.
— Я не думал, что он настолько сентиментален. — сказал расположившийся ближе всех к окну. — Господин Лазар!
— Да, господин полковник!
— Доложите, как обстоят дела с прахом Боруха Горелика?
— Запрос от якобы родственников на вывоз урны в Израиль одобрен, через день уполномоченные при видеосъёмке вскроют колумбарий и отправят его по указанному адресу. В течение пары недель прах будет здесь.
— Когда Вы избавитесь от своего американского акцента? — поморщился Некрасов.
— Полагаю, за месяц. Нужна практика.
— Хорошо. А что с останками деда? — полковник развернулся и, щурясь, посмотрел на Лазара.
— Здесь несколько сложнее: израильская бюрократия не всегда позволяет производить внесудебную эксгумацию. — Лазар безэмоционально смотрел на Некрасова сквозь дымчатые стёкла очков.
— Ну, Вы у нас специалист по Израилю, Вам и карты в руки. — полковник заложил руки за спину и стал прохаживаться по кабинету.
— Женя! Что с информацией о прадеде?
Зиновьев вытянулся.
— Получен ответ от Министерства Обороны, координаты захоронения известны. Поисковая группа готова выехать сразу после приказа.
— Вы оба, сильно не торопитесь. — полковник остановился посреди кабинета и, не вынимая рук из-за спины, стал раскачиваться «с пятки на носок» — Когда всё выложим, у Горелика будет меньше стимулов работать. Понятно?
15
Что обсуждали на совещании, Питер понимал плохо, да особо и не слушал: он влюблённо смотрел то на установку, то на Павловского, и вообще, ёрзал на стуле как первоклассник, с нетерпением ожидающий звонка на перемену.
Когда Жилин объявил об окончании, все вскочили и стали приставать к Горелику с вопросами. С громкими возгласами «Потом, потом!» Питер побежал к выходу, где его уже ждал Павловский с двумя кружками дымящегося кофе в руках.
— А почему ты не в халате? — с разбегу спросил Пётр.
— Забыл наши институтские правила? Переоденься, — Владимир махнул головой в сторону шкафчиков, — я жду тебя снаружи.
День полыхал разгаром лета, но курилка была в тени деревьев. К тому же, дул лёгкий ветерок, жара совсем не ощущалась, и после прохлады ангара обволакивала приятным теплом.
— Наверное, не так отмечают встречу после стольких лет разлуки. — Питер поднял кружку.
— Ничего, ещё не раз успеем выпить! — Павловский поднял свой бокал как рог, отведя правый локоть вбок, левой рукой поддерживая дно. — Ну, за встречу!
Оба засмеялись, чокнулись кружками, отпили по глотку и поставили посуду на стол. Владимир достал сигарету.
— Дай мне тоже. — протянул руку Питер.
— Ты куришь? — с удивлением произнёс Павловский. — А как же та пачка «Космоса»?
— И это помнишь. — усмехнулся Горелик. — Так, балуюсь. Видишь ли, после смерти отца было столько всего… Стресс, опустошённость, депрессия. Как русские снимают стресс? Водкой. А где пьянка, там и всё остальное.
И на самом деле: сигарета в руках у Питера просто дымилась, а собеседник делал затяжку после каждого глотка кофе.
— Понимаю. — вздохнул Павловский. — После похорон отца я месяц пил. Чуть «белочку» не словил. Как Жилин из института не выгнал — до сих пор не понимаю. Я у него не в фаворе, а тут и с врачом помог, и кандидатскую дал защитить.
— Жилин, он, вообще, кто? — спросил Питер. — что за человек? Я его совсем не помню, он к нам ни разу не приходил.
— Фанат науки. Маньяк-бессребреник. — Владимир аккуратно затушил сигарету. — Пока не ввели перечисление зарплаты на карточки, за получкой приходила его жена. Не потому, что подкаблучник, нет — он просто забывал. Мы, аспиранты, по её просьбе покупали и носили домой продукты, все эти стиральные порошки… Потом их дети подросли, и жене стало полегче. Сейчас у них домработница, а здесь её функции выполняет Маша.
— Маша?
— Да. Елизавета Фёдоровна Жилина упросила руководство включить Машу в состав группы, а то, мол, он здесь совсем запаршивеет. — Павловский откинулся на спинку лавки и достал новую сигарету.
— То есть, Маша здесь — как горничная Жилина?
— Ну, зачем так грубо? Она следит за тем, чтобы Сергей Кондратьевич вовремя принимал лекарства, измеряет ему давление, контролирует режим. и всё такое. Профессор весь — одна большая ходячая болячка. И, кроме того, Маша — очень нужный и ценный работник.
— Что, и за вашим режимом следит? — съехидничал Горелик.
— Зря язвишь. Маша — непревзойдённая стенографистка и отличный корректор. Она прекрасно разбирается в нашей теме. Мы без неё и половины работ не опубликовали бы. А свою кандидатскую на полку положила.
— Даже так? А тему диссертации ты знаешь?
— Поверхностно. Что-то связанное с математическим моделированием развития малого и среднего бизнеса при разных формах налогообложения. А чего это ты заёрзал на лавке? — Павловский
