— За свои грехи. И за его тоже.
— Удивляюсь дерзости старого ублюдка. Напрочь отказывается признавать королеву главою церкви. И это при том, что ему предлагают компромисс.
— Тюрьму?
— Адмирала. Теперь навсегда, если сменит мотив. Может, ты и считаешь, что с ним еще стоит встречаться, а я так не стал бы попусту тратить время.
— Да, — ответил я. — Быть может, это имеет смысл. — Я проводил взглядом чайку, кружившую всю дорогу над остатками нашего обеда. — Как Эйми?
— У нее все в порядке. — Выражение Дадли не изменилось. — Она предпочитает сельскую жизнь.
— Тебе повезло, — сказал я.
На миг Дадли едва не поморщил лоб, но вдруг скинул ноги на палубу и поднялся.
— Что у тебя? Все возишься со своей ртутью?
— Дадли, когда человеку с трудом удается содержать самого себя…
— Твое оправдание, Джон, уже устарело.
— Значит, выходим в поход, — сказал я, — с высоко поднятыми знаменами…
— В великий поход так не ходят. Попостимся несколько дней, исполним три ночных бдения до рассвета, и выступим незаметно и скромно. С собой возьмем мало людей, если вообще возьмем, и будем молиться в каждой церкви на нашем пути.
— В таком случае мы едва ли доберемся туда к середине лета.
Дадли развел руками.
— Малое число людей — это обязательно. По правде сказать, мне это нравится даже больше — редкая возможность побродить как простой человек, без всякой помпы.
Должно быть, я вздрогнул от удивления. Роберт Дадли без помпы и атрибутов высокой власти — словно Хэмптон-Корт[11]с окнами без стекол и стадом овец в саду.
— Сесил хочет, чтобы мы отправились на задание в качестве мелких слуг короны, — пояснил он. — Как будто ведем учет исторических реликвий. С нами будет проводник, который знает местность. Об этом Сесил тоже позаботится. Никогда ничего не оставляет случаю.
— Никогда.
— Планирует на время удалить меня от дворца, — сказал Дадли.
— Уверен, он об этом не помышляет.
— Не понимает… что человек, который принесет королеве несомненный символ ее королевского наследия… нечто такое, что наделяет монарха мистическим ореолом… Такой человек… может рассчитывать на награду.
Дадли не улыбался.
— Ты забыл, что это поход не за Святым Граалем, — возразил я.
— Для тебя, может, и нет. Но для меня… кто знает?
Дадли окинул величественным взором речные просторы, а затем поднял глаза на небо, по которому луна уже катила свой бледный, желтоватый диск.
Глава 7
БЛАГОГОВЕЙНЫЙ ТРЕПЕТ
Хотя я не считаю себя наделенным даром чувствовать присутствие посторонних, в ту ночь мне показалось, что в библиотеке я не один.
Такое случается. Я часто слышу шелест бумаги, будто книги шепчутся между собой. И шепот знаний разносится по воздуху. Или тихий звон колокольчиков — будто где-то вдали, и вместе с тем рядом, внутри самого помещения, точно что-то возвещает о рождении новой идеи. Вы, конечно, можете подумать, что я с причудами. Но что думаю я сам, так это то, что наука никогда не должна превращаться в унылую прозу формул, но всегда обязана питать интерес к непознанной стороне вещей.
В ту ночь я сидел за своим рабочим столом, при двух свечах, с маленькой кружкой пива у локтя, и думал поработать над теорией сотворения. С ее помощью я пытался точно, ясно и математически строго объяснить происхождение и устройство нашей вселенной и то, каким образом мы могли бы взаимодействовать с тайными силами, что правят ею.
Однако вскоре я поймал себя на мысли, что думаю о нашей пропавшей служанке, Катерине Медоуз. Сколько раз я мечтал о близости с нею; верил, что мы могли бы согреть и утешить друг друга, поскольку Катерина казалась такой безропотной девушкой, какая ни за что…
Бог мой, в кого же я превращаюсь?
Доктор Ди общается с демонами!
— Джон…
Я едва не закричал с досады. В дверях стояла мать. Она держала свечу на оловянном подносе, и в желтом свете ее лицо было словно тонкий, полупрозрачный пергамент. Поверх ночной сорочки наброшено старое серое платье.
— Иногда, — сказала она, — мне совсем не нравится, как смотрят на нас наши соседи.
Тень свечи скакала по стенам книг и манускриптов и плясала на глобусе, изготовленном для меня моим другом и наставником, Жераром Меркатором. В камине потрескивали поленья. Я выпрямил спину.
— Какие соседи? Случайно, не матушка Фальдо?
— Нет, это… тех людей я не знаю по имени. Неужели ты не замечаешь, с каким видом на нас глядят?
Я вспомнил взгляды мужчин из таверны, куда я заходил в надежде найти там Джека Симма. Вспомнил, что он мне говорил. Я хотел сказать что-нибудь утешительное, но в голову пришло лишь предложение Сесила обеспечить мою мать охраной — я знал, каким будет ее ответ.
— Я этого не желаю. Мне тут жить. Я не хочу, чтобы на нас пялились, как на… чужеземцев. — Матушка вошла в комнату и закрыла за собой дверь. — Я думала, все изменится, когда тебе предложили кафедру в Аптон-апон-Северн.
— Это было очень давно.
— Не так уж давно.
— Мама, то было другое время. Король Эдуард был ребенком, Сеймур был при нем регентом, закон против ведьм отменили, я был…
— Незапятнан дурной молвой, — договорила мать.
— Неизвестен, — поправил я. — Меня мало кто знал — в этом вся разница.
Между известностью и дурной славой все же имеется тонкая грань.
Глупо отрицать, что восемьдесят фунтов в год за кафедру в Аптоне совсем бы не помешали, но я никогда не собирался становиться священником. Врачевание душ — сама идея принятия на себя подобной ответственности ужасала меня.
— Не знаю, чем ты занимаешься, — сказала мать в порыве отчаяния. — Я больше не понимаю, что ты делаешь.
— Я учусь. Набираюсь знаний. Веду расчеты.
Я не видел выражения ее лица, но мог почувствовать его. Мне следовало найти занятие получше.
— Изучаю математику… — Я закрыл книгу. — Теперь я понимаю устройство Вселенной. Ее строгие законы, которыми, думается, мы можем воспользоваться сами. Чтобы… изменять реальность. Надеюсь, в конце концов, понять, для чего мы существуем. Узнать хотя бы немного, в чем замысел Божий…
— Каким образом это поможет изменить мою жизнь? Кто заплатит тебе за твои знания?
Я закрыл глаза. Мать была права. Королева много раз обещала принять меня на государственную должность, но все оставалось по-прежнему. Ни жалованья, ни титула, ни даже предложения новой кафедры. Другие получали рыцарство или пэрство, имения и земли за гораздо меньшие заслуги, чем моя работа по навигации. Я же до сих пор оставался простым человеком.
