В самом деле, кто жалует колдуна?
Все же не стоило отчаиваться. Что дал бы мне титул? Прославил бы мое имя делами, которые я ни во что не ставлю, желая лишь одного — чтобы меня оставили в покое и позволили продолжать работу. Хотя я, конечно, согласен, что было бы очень здорово не беспокоиться больше о деньгах.
— Пожалуйста, поблагодари канцлера за его заботу обо мне, — сказала мать, — но заверь его в том, что здесь я буду в полной безопасности.
— Ты не очень уверена в этом. Ты сама говорила…
— Я никогда не жила совершенно без слуг. Естественно, я думала, что ты женишься к этому времени, и в доме будет еще одна женщина…
— Мама…
— Все же сам факт твоего отсутствия, возможно, изменит положение.
— Да, — тихо согласился я. — Возможно, изменит.
Огонь свечи отражался крошечными всполохами молний на моих цветных картах небесных сфер, мерцал на стекле песочных часов, вселял жизнь в глаза механической совы. Мне казалось, будто меня подвесили к чахлому дереву, склонившемуся над бездной. Без прочного положения, без жены, без родни. У меня не было никого, кроме матери, желавшей лишь одного: чтобы я был нормальным — и потому уважаемым человеком.
— Не засиживайся слишком долго, — сказала мне мать. — Ты уже не так молод.
Кошки. Быть может, шуршали они — всегда любили побродить среди книг, пока я работал в библиотеке.
Или это дух короля Артура взывал ко мне? Я вздохнул. Отложил космологию и снова открыл собрание рукописей Гильдаса Кембрийского.
Гильдас из Уэльса, заслуживающий уважения хронист, много путешествовал по нашим островам, оставив точные описания того, что видел. Можно даже предположить, что Гильдас лично присутствовал при открытии могилы Артура в Гластонбери, обнаруженной в 1191 году. Он оставил такую запись.
Аббат показал нам бедерную кость. Приставленная к самому высокому человеку из тех, которые были рядом, и поставленная одним концом на землю у его ног, другим концом она поднималась на три дюйма выше его колена. Череп же был больших, поистине чудесных размеров, так что между бровями и между глазами помещалась ладонь. Но на черепе имелось не меньше десятка ран, которые все зарубцевались, за исключением одной крупной трещины, вероятно, явившейся причиной смерти.
Маловероятно, чтобы Гильдас присутствовал там в то время, когда кости извлекали из земли. Однако едва ли он все это придумал. Он изложил то, что видел. Определенно, кости ему показывали. Настоящие кости. Но чьи?
Если бы только я мог привезти эти кости сюда, чтобы исследовать их более тщательно, то, возможно, определил бы более точно их подлинный возраст.
Я прочел надпись на кресте, найденном над захоронением:
Hic iacet sepultus inclitus Rex Arturus in Insula Avalonia[12].
Достаточно кратко, но как-то подозрительно безупречно. Я был склонен считать, что именование Артура «королем» еще не вошло в обиход тех времен. К тому же надпись сделали на латыни, тогда как на староваллийском она выглядела бы куда убедительнее.
Сам крест, однако, могли установить над могилой гораздо позднее времени захоронения, дабы отметить памятное место. Такое возможно. Все возможно.
По правде сказать, мне не хотелось, чтобы все это оказалось фальшивкой. Я понимал, что не смогу закрыть глаза на любое свидетельство подделки. Разве что мне прикажут… Боже милостивый, какое же осиное гнездо предстояло мне разворошить!
Я обратился к менее надежной «Истории британских королей» Гальфрида Монмунтского и его описанию заключительной битвы Артура с его вероломным племянником, Мордредом. По заявлению Гальфрида, сражение произошло в Корнуолле, и обе стороны понесли большие потери. После битвы Артура перевезли на остров Авалон, чтобы залечить его раны.
Рассказы Гальфрида будоражат воображение, но всякий, кому известны эти истории, понимает, что ему нельзя доверять. Повсюду в его тексте замечаешь отрывки, заимствованные из иных источников, — к примеру, из Нения или валлийских баллад. Все эти предания изначально не имели никакого отношения к Артуру. Будто Артур — универсальный герой, подходящий и для войны с саксами, и с римлянами, и с любыми другими врагами, угодными покровителю писателя. Мэлори, насколько я помню, предпочел испанцев.
Я просмотрел некоторые рукописи на французском, ранние переводы Гальфрида и затем обратился к роману Васа «Брут», в котором поэт следует за Гальфридом, но упоминает — быть может, впервые — о Круглом столе, за которым сидели рыцари, как равные друг другу. Здесь мы видим начала рыцарства, столь любимого Дадли.
Потом я отыскал первое, по всему вероятию, английское сочинение — повесть Лайамона, священника из Ворчестера, о кончине Артура, от лица самого короля.
И я отправлюсь на Авалон, к чистейшей из дев… прекраснейшей из народа эльфов, которая излечит все мои раны и исцелит меня лекарственным снадобьем. И тогда я вернусь в свое королевство и заживу с бриттами в великой радости…
И далее следует:
Бритты по-прежнему верят, что он жив и обитает на Авалоне среди достойнейших духов сказочного народа, и будут всегда ждать возвращения Артура. На земле не рожден человек… который мог бы с уверенностью сказать что-либо еще об Артуре. Но жил когда-то мудрец по имени Мерлин. И сказал он своими словами — и были слова его истинны, — что вернется еще названный Артуром и поможет народу Англии.
Странная фраза — названный Артуром. Словно Артур — только маска, которую надевают, как волшебный доспех.
Словно Артур был британцем. Понятно, откуда черпал вдохновение дед королевы, Генрих Тюдор.
Я снова услышал тихие слова Сесила. Вы — ее Мерлин.
Статус, о котором пока еще я едва мог мечтать. Если кто из людей и достиг небесных ангельских сфер, так это Мерлин. Так был ли эпитет, данный мне Сесилом, лишь глупой лестью или только тонкой иронией? Ибо не итальянец ли, Полидор Вергилий, каких-нибудь двадцать пять лет назад, выставил Гальфрида Монмунтского на посмеяние, объявив его выдумщиком, создавшим сказки про короля Артура?
Я оставил все это и, наконец, обратился к современной работе: труду Джона Леланда, путешественника и собирателя древностей, который в правление Генриха Тюдора провел некоторое время в Гластонбери. Томас Кромвель поручил ему составить описание наиболее значимых древностей Англии, однако, в конечном счете, Леланд больше занимался составлением карт. В свое время я прочел «Итинерарий» Леланда целиком, но, не питая тогда особого интереса к тому далекому городу, я, должно быть, не обратил внимания на сведения, которые ныне казались мне проблеском света.
Несколько лет назад я побывал в Гластонбери, где находится наидревнейший и в то же время самый прославленный монастырь во всей нашей земле. Там, с позволения настоятеля монастыря, Ричарда Уайтинга, я намеревался дать отдых уму, утомленному долгим исследованием, когда внезапно жгучая тяга к чтению и учебе вновь оживила меня…
