– Если они такие гнусные, какими вы их представили, ваша совесть должна быть спокойна. Кроме того, у нас есть цель, которая оправдывает любые средства. Разве вы не согласны?
– Об этом я себя и спрашиваю.
– Ради бога, Андре, какая муха вас укусила? До сих пор точность ваших расчетов временами меня почти ужасала. Вы готовы сдаться?
– Сдаться? – Андре-Луи задумчиво помолчал, обдумывая этот вопрос. – Нет. Просто мое нетерпение растет. Жду не дождусь дня, когда мы отправим всю эту свору на гильотину.
– Что ж, тогда вам остается только продолжать начатое. Клянусь, этот день недалек.
Глава XXVII
Сватовство
Депутат Франсуа Шабо вступил в свое убогое жилище на улице Сент-Оноре, полностью сознавая свое величие. Его представление о собственной персоне непомерно раздулось по сравнению с утром, когда он собирался в Конвент. Сейчас он чувствовал себя кем-то вроде Атланта, взвалившего на свои плечи всю французскую нацию.
Богоподобный и воинственный, он вошел в жалкую комнату и предстал перед Жюли Бержер. И та и другая оскорбили Шабо до глубины души. Вот он, величественный Олимп, вот она, прекрасная богиня! Шабо отмахнулся от заискивающего приветствия любовницы, протопал в центр грязной комнатенки и обвел стены презрительным взглядом.
– Разрази меня гром, если я стану терпеть это и дальше!
– Что оскорбляет тебя, мое сокровище? – примирительно спросила косоглазая Жюли. Хотя она и отличалась склочным нравом, сейчас чутье подсказало ей, что давать ему волю неразумно.
– Что меня оскорбляет? К дьяволу все это, я сказал! – Шабо уперся левой рукой в бедро, вскинул голову и обвел комнату широким жестом свободной руки. – К дьяволу все это! И тебя к дьяволу! Ты знаешь, кто я? Я – Франсуа Шабо, депутат от Луар-и-Шера, диво интеллектуалов, кумир народа, величайший человек Франции в данный момент. И ты еще спрашиваешь, кто я такой!
– Я не об этом спрашивала, любовь моя, – мягко возразила женщина, смекнувшая, что у ее сожителя не на шутку разыгралась мания величия. Учитывая, что Шабо был нетрезв, от него можно было ждать неприятностей. – Мне прекрасно известно, какой ты великий человек. Как я могу не знать этого?
– А, ты знаешь. – Шабо оглядел тяжелую сутулую фигуру, такую жалкую в черном выцветшем платье, бледное лицо, из-за косоглазия лишенное какой-либо привлекательности. Он заметил грязь, въевшуюся в кожу Жюли, плачевное состояние ее каштановых волос, торчавших неопрятными прядями из-под просторного домашнего чепца. В его взгляде читалась неприязнь. – Тогда как ты можешь мириться с тем, что я живу в этой конуре? По-твоему, это подходящее жилье для представителя священного народа? Эти разбитые черепки, эта убогая мебель, этот грязный голый пол! Все это оскорбляет мое достоинство! У меня есть обязательства перед самим собой и перед людьми, которых я представляю. Мой дом до́лжно содержать достойно.
Жюли ядовито захихикала.
– Что ж, ты прав, дружок. Но достоинство стоит денег.
– Деньги! Что такое деньги?!
– Грязь, как ты говоришь. Но очень полезная грязь. Она приносит с собой достаток, которого нам с тобой так не хватает. Что толку быть великим человеком? Что хорошего в том, что люди бегают за тобой по улицам, тычут в тебя пальцами и кричат: «Да здравствует Шабо!» Что пользы во всем этом, мой драгоценный, если без денег мы живем будто свиньи в свинарнике?
– Кто сказал, что у меня нет денег? – Шабо презрительно фыркнул. – Да у меня столько денег, что тебе и не снилось. Они к моим услугам в любое время, стоит только руку протянуть.
– Тогда, ради бога, протяни руку. Дай мне взглянуть на это чудо, сделай милость.
– Уже сделал. У меня кошелек Фортуната,[258]рука Мидаса.[259]
– Чей кошелек? – переспросила Жюли, гадая, не зашло ли на этот раз его безумие слишком далеко.
Задрав подбородок и жестикулируя, словно какой-нибудь актер «Комеди Франсез», Шабо принялся расхаживать по комнате и вещать. Он был многословен и безбожно хвастлив. По его словам, он владел флотилией в Средиземноморье, в его распоряжении были все средства банка братьев Фрей. Он должен лучше питаться, лучше одеваться, наслаждаться лучшим… Тут Шабо осекся. Он едва не произнес «лучшим обществом», но вовремя спохватился, вспомнив о ядовитом язычке своей сожительницы.
Но хотя он и не произнес того, что собирался, Жюли догадалась, что у него на уме, и улыбка ее сделалась злобной и хитрой. Она села и впилась в его лицо неприязненным взглядом, а потом произнесла слова, подействовавшие на депутата как ушат холодной воды. Приподнятое настроение Шабо улетучилось в мгновение ока. Он замер, охваченный паникой.
– Так, значит, Фреи подкупили тебя, да? Они хорошо заплатили тебе за отмену декрета против корсаров? Так вот какая у тебя флотилия, дружок!
У Шабо глаза вылезли из орбит. Он зарычал словно раненый зверь. На мгновение женщина съежилась от страха, полагая, что любовник сейчас набросится на нее. В первое мгновение Шабо и впрямь хотел это сделать. Сдавить мерзкую шею руками, чтобы из глотки этой твари никогда больше не вырвалось ни единого поганого слова! Но благоразумие победило. Надо заткнуть ей рот другим способом.
– Что ты несешь, Иезавель?[260]
– Я знаю что. – И Жюли расхохоталась в лицо своему сожителю, поняв, что ей ничего не угрожает. – Знаю. Ты думаешь, если я косоглаза, то и читать не умею? Или, по-твоему, я недостаточно образованна?
– При чем здесь умение читать? Что ты прочла?
– Речь, написанную кем-то для тебя, должно быть, теми же Фреями. Ха! Тебе не терпится, чтобы люди об этом узнали, не правда ли? О том, как чужеземные евреи вложили тебе в уста слова, которыми ты смог обольстить народ и его представителей. О том, что тебе хорошо заплатили за грязную работу. Ты, патриот! Диво интеллектуалов, кумир народа, величайший человек Франции! Ты! – Склочный нрав Жюли Бержер проявился во всей красе. Злоба полилась из нее грязным потоком насмешек.
– Заткнись, ведьма! – Шабо побагровел. Но Жюли видела, что он больше не опасен. Эта женщина, от которой у него не было секретов, знала о его малодушии и видела, что страх отрезвил и обуздал его.
