Третью ступень в развитии суждения, по учению Гегеля, образуют суждения необходимости, которые соответствуют кан-товскому делению суждений по отношению на категорические, гипотетические и разделительные. Здесь Гегель находит развертывание в форме суждений отношения между моментами понятия, именно необходимого отношения, которое бывает троякого рода, отношения субстанциальности, причинности и взаимодействия.
Категорическое суждение выражает отношение субстанциальности, гипотетические – причинности и разделительные--взаимодействия.
Высшую ступень развития суждения, по учению Гегеля, образуют суждения понятия, которые соответствуют тому делению суждений, которое дается в традиционной логике как деление по модальности на ассерторические, проблематические и аподиктические В этих суждениях, по учению Гегеля, выражается соответствие субъекта своему понятию Там, где оценка этого соответствия обоснована, мы имеем аподиктическое суждение, представляющее собой высший заключительный момент в развитии суждения, где уже совершается переход к новой, более высокой стадии развития – к умозаключению Гегель устанавливает три основные ступени в развитии умозаключения наличного бытия, рефлексии и необходимости.
Исходя из того, что всякое умозаключение есть опосредствованное познание, в котором два понятия сочетаются при посредстве третьего понятия (среднего термина), Причем каждый из трех моментов умозаключения может служить средним термином, Гегель принимает три фигуры умозаключений наличного бытия, отвергая четвертую гелековскую фигуру категорического силлогизма. Первая фигура есть основная форма умозаключений наличного бытия, и к ней можно свести остальные.
Ход мышления в первой фигуре Гегель выражает в формуле: Е – В – A, т. е., по его учению, здесь мышление идет от единичного к частному (Е-~В) и затем от частного к общему (В – А). Здесь средний термин (В), посредствующий между крайними терминами (Е и А), является средним по объему и занимает среднее место в фигуре.
Первую фигуру можно считать качественным умозаключением, как и в суждении существования есть та же сторона качественного определения.
Единичное есть какой-либо непосредственный конкретный предмет.
Но не только для некоторого субъекта равно возможно неопределенное множество умозаключений и единичное умозаключение по своему содержанию случайно, но и самые эти умозаключения, касающиеся одного и того же субъекта, должны переходить в противоречие. Ибо вообще различение, которое ближайшим образом есть различие, есть по существу столь же противоположение. Конкретное уже не есть нечто просто являющееся, но оно конкретно через единство в понятии противоположностей, определяющих себя как моменты понятия. Так как по качественной природе терминов в формальном умозаключении конкретное понимается по некоторому единичному присущему ему определению, то в заключении конкретному приписывается предикат, соответствующий этому среднему термину, но так как, с другой стороны, умозаключение совершается на основании противоположной определенности, то тем самым первое заключение оказывается ложным, хотя для себя его посылки и вывод из них совершенно правильны.
Если исходя из среднего термина, согласно которому стена окрашена в синий цвет, заключают, что она поэтому синяя, то это заключение верно, но, несмотря на это заключение, стена может быть зеленой, если она ранее того была окрашена в желтый цвет, причем отсюда вытекало бы такое следствие, что она желтая. Если от среднего термина «чувственное существо» заключают, что человек ни добр и ни зол, так как о чувственном нельзя утверждать ни того, ни другого, то умозаключение правильно, а заключение ложно, так как человеку как конкретному существу столь же присущ средний термин «духовное существо». От среднего термина тяготения планет, их спутников и комет к Солнцу следует правильное заключение, что эти тела падают на Солнце, но они не падают на него, так как они равным образом для себя суть собственные центры тяготения или, как говорится, потому что их движет центробежная сила. Равным образом из среднего термина «социальность» можно вывести общность имущества граждан; из среднего же термина «индивидуальность», если пользоваться им столь же отвлеченно, вытекает распадение государства, что и последовало, например, в германской империи, так как относительно ее придерживались последнего среднего термина.
Поистине ничто не может считаться более несостоятельным, чем такое формальное умозаключение, так как оно зависит от случая или произвола в употреблении того или иного среднего термина. Как бы прекрасно ни протекала такая дедукция через умозаключения и как бы ни убедительна была ее правильность, она по меньшей мере не приводит ни к чему, так как всегда остается возможным, что есть другие термины, из коих столь же правильно может быть выведено совершенно противоположное.
Кантовы антиномии разума состоят не в чем ином, как в том, что в одном случае в основание кладется одно определение понятия, в другом же столь же необходимо другое. Эта недостаточность и случайность некоторого умозаключения должны быть притом приписаны не исключительно содержанию. Напротив, в самой форме формального умозаключения дано основание того, что содержание есть некоторое столь одностороннее качество Содержание есть некоторое единичное качество из многих качеств или определений одного конкретного предмета или понятия именно потому, что оно по форме должно быть не чем иным, как такой непосредственной единичной определенностью.
Для умозаключения случайно, имеет ли оно дело с тем или другим предметом – от этого содержания отвлекает логика.
Определения умозаключения суть определения содержания. Но существенное в них состоит, напротив, в том, что они суть определения формы; в силу того они суть по существу отношения. Эти отношения есть, во-первых, отношения крайних терминов к среднему, отношения, которые непосредственны, а именно вывод идет от частного к общему – А – В, от единичного к частному – Е – А. Во-вторых, дано взаимное опосредованное отношение крайних членов. По Гегелю, истина суждения есть умозаключение.
Иоганн Фридрих Гербарт (1776–1841) преобразовал дедуктивное направление в логике на основе своей метафизики, построенной на принципах элеатовской философии.
Для обоснования принимаемого им элеатовского учения о том, что эмпирически данный чувственно воспринимаемый мир есть лишь мир кажущийся, не отражающий подлинной реальности, Гербарт использовал философию Канта. Вместе с последним он признает пространство и время чисто субъективными и равным образом мир опыта трактует не как объективную реальность, а как продукт деятельности познающего субъекта. Но Гербарт расходится с Кантом, во-первых, в том, что понимает процесс возникновения эмпирических представлений о мире чисто психологически, а не в духе кантовского трансцендентализма, а, во-вторых, в том, что отвергает агностицизм Канта и в противоположность ему объявляет подлинную реальность познаваемой. Он утверждает, что хотя чувственно дачный мир есть обманчивая видимость, однако в нем имеются «указания» на подлинную реальность, и, очищая наши эмпирические представления от противоречий и перерабатывая их, руководствуясь логическими законами мышления, мы достигаем истинного познания реального бытия. Истинное бытие он называет реальным, а свою систему философии – реализмом.
