Мы с Джонатаном очень за вас рады. Я знаю Хлою довольно давно…
– Это ведь не от неё, верно? – спросил Эосфор, поднимая на Рэйчел глаза. У неё на секунду замерло сердце. Как он понял? – Это от вас.
– Что? – Лукас сунул руку в пакет и вытащил из него спелое манго. Гарднер вопросительно посмотрела на него.
– Хлоя знает, что у меня аллергия, – он закусил губу, сдерживая улыбку. – Она бы его не взяла.
– Да… ладно. Ты меня раскусил, – Рэйчел рассмеялась, опускаясь на краешек кровати рядом с ним, и Эосфор тоже заулыбался. – Это от меня. Подумала, было как-то неприлично не зайти вчера.
– Вы не обязаны, – он качнул головой. Гарднер опустила глаза – и вдруг показалось ему не только слегка смущённой, но и какой-то уж слишком печальной.
Лукас осторожно коснулся её руки. Женщина вздрогнула, подняла на него взгляд. Эта реакция показалась немного странной.
– Что случилось? – мягко спросил он. – Кажется, вы чем-то расстроены.
– Нет, – Рэйчел покачала головой. – Нет, всё в порядке. Просто… я правда очень рада за вас с Хлоей. Она заслуживала лучшего, и то, что ты делаешь для неё, и уже сделал… Я просто думаю о том, как же ей с тобой повезло. И, конечно, это не моё дело, но и не только ей, в смысле… – её снова понесло не туда, но предложение было уже начато. Нужно было договорить. – Ну, если вы захотите когда-нибудь иметь детей. Я не знаю, хотите ли вы вообще, просто мне кажется… Кажется, что ты будешь прекрасным отцом, если так заботишься о тех, кто тебе дорог, – Гарднер осмелилась поднять на Лукаса взгляд. Он тепло улыбнулся, едва заметно кивнул.
– Спасибо. Я… тоже не знаю, как к этому относится Хлоя, но я бы хотел.
– Это хорошо, – опять неловкая пауза. – То есть, просто… Просто хорошо, что ты любишь детей. Однажды вы к этому придёте.
– Надеюсь, – Эосфор чуть отвёл в сторону взгляд, видимо, о чём-то подумал. Едва слышно хмыкнул, вновь улыбаясь своим мыслям. – Я бы сделал всё, чтобы позаботиться о Хлое и ребёнке.
Рэйчел немного помолчала. Снова заставила себя сделать крошечный шаг. В конце концов, всегда было правильным решением довериться совету специалиста – и сейчас специалистом была не только она, но и её муж, и Мойра, которые ждали её внизу.
Так что женщина решилась заговорить опять:
– Хорошо, что ты будешь рядом с Хлоей, если она решится. Ты будешь ей нужен, – Лукас благодарно кивнул. – Знаешь, когда… когда я была беременна, за мной тоже ухаживали. Мой муж был очень… ну, я ни в чём не нуждалась. У меня была защита. Пусть и на грани насильной защиты, это… это всё равно было очень важно. Я была уязвима.
– О, я не знал, что у вас есть ребёнок, – приподнял он брови.
– Есть… – Рэйчел сглотнула. В горле опять стало сухо. – Но мне пришлось с ним расстаться. Очень рано.
– Что случилось? Он умер? – осторожно спросил Эосфор. Голос его сразу стал сочувственным, но это сочувствие не унижало.
– Нет. Просто… тот год был для меня очень сложным. Я потеряла свою семью, и совсем не хотела… – это звучало отвратительно, так что женщина умолкла на мгновение. – Наверное, мой ребёнок ненавидит меня за то, где ему пришлось оказаться. Через что ему пришлось пройти, – она опустила голову.
Лукас сжал её руку, заставляя посмотреть на себя.
– Послушайте, миссис Гарднер. Я тоже вырос без матери. Но без неё меня никогда бы не было. Если ваш ребёнок к этому ещё не пришёл, я надеюсь, он обязательно когда-нибудь это поймёт, – Рэйчел невольно улыбнулась, когда встретилась с ним взглядом. – Сколько ему лет? – мягко спросил Эосфор.
– Почти тридцать.
– И вы… не искали его? Не хотели бы с ним поговорить? – женщина уже сделала вдох, чтобы ответить – чтобы сказать что-нибудь красивое, например, что она говорит с ним прямо сейчас, но что-то мешало ей это сделать. Что-то сдавливало горло и зажимало ледяной рукой рот.
И она поняла – это был страх. Страх того, что такой добрый и понимающий Лукас сейчас навсегда ожесточится к ней, если поймёт, что она сделала: обменяла его на себя, и забыла о нём на долгие годы.
Но и солгать Рэйчел отчего-то тоже не могла. Её сын не любил ложь. Он чувствовал, когда ему лгут.
– Я… – она закусила губу, качая головой. Эосфор немного изменился в лице – стал серьёзнее.
– Извините, если я лезу не в своё дело. Вам, должно быть, неприятно вспоминать об этом, если уж у вас всё ещё не состоялась встреча.
– Не то чтобы… – глубокий вздох. – Просто я чувствовала себя… оторванной. Я боялась его принимать. Боюсь и сейчас.
– Это нормально. Просто однажды вы почувствуете, что вам это нужно, и тогда страх уже не будет иметь значения. Встреча с ним будет гораздо важнее, – он тоже помолчал, задумался. – Ведь это ваш ребёнок. Вы дали ему жизнь.
– Да… наверное. Пускай и из-за корысти.
– Что?
– Это было… что-то типа суррогатного материнства, – Лукас приподнял брови, явно задавая вопрос – почему она вообще тогда чувствует вину? Суррогатное материнство было довольно распространённым явлением, нормальным – так что Рэйчел пояснила, обвиняя себя:
– Можно сказать, я продала его. Я продала своего единственного сына, чтобы… чтобы оплатить себе обучение. Чтобы быть сейчас той, кто я есть, – Эосфор отпустил её руку и дотронулся до плеча:
– Вы дали друг другу путёвки в жизнь, – и от его ободряющей улыбки стало так мучительно больно, что женщина зажмурилась. Она мучила его, рассказывая ему его же историю. Если он так долго хранил её кольцо, ему пришлось пройти через все этапы смирения с фактом отсутствия матери в его жизни. Он заставлял себя говорить добрые, правильные вещи – но это не означало, что Лукас этим не переболел. Не означало, что он не страдал из-за неё.
– Да, – Эосфор вздрогнул, услышав её сорвавшийся шёпот. – Но это… несправедливо. Неправильно, – похоже, было сделано достаточно маленьких шагов – её понесло, слова лились так просто, искренне: – Это… это было худшим, что я сделала в своей жизни. И виноваты не мои родители, которые забыли поздравить свою дочь с Рождеством, после того, как продали её за долги. Виновата я, ведь это я в Сочельник написала отказ от ребёнка, прежде чем вообще родить его, я… – она зажмурилась на мгновение – но сдерживать эмоции было уже поздно.
Рука Лукаса на её плече дрогнула. Рэйчел устало открыла глаза – где-то впереди тихо загудел лифт, спускаясь, видимо, вниз.
Женщина перевела
