он вошел в руководство ультраправого националистического “Союза русского народа”.
В 1901 г. Никольский принял на себя составление и редактирование студенческого сборника стихов. 11 октября он записывает в дневнике: “Были поэты, в том числе Семенов Леонид, который остался дольше всех, — до 3-го часу ночи. Он мне удивительно понравился. <...>[358] Словом, он меня в восхищение приводит. Только непрочен, — того и гляди, чахоточным окажется. Какие чудесные глаза и взгляд! — Во вторник он был опять”[359]. Через четыре месяца Никольский записывает: “Отобрал кое-что из убогого полудекадента Блока” (Блоковский сб. С. 329). По-видимому, именно при подготовке сборника произошло знакомство Семенова с Блоком.
Никольский не знал или не придавал никакого значения тому, что Семенов уже напечатал одно свое стихотворение в более раннем университетском студенческом сборнике стихов. Никольский мало считался с авторской волей участников сборника и настаивал на внесении исправлений, часто обширных и существенных, представлявшихся ему необходимыми. Возражения юных поэтов редко принимались во внимание. В. Л. Поляков, рано погибший поэт, товарищ Семенова по сборнику, в письме к Никольскому с недоумением вспоминает, “с каким он (Семенов. — В. Б.) упорством отстаивал каждую неудачную строчку своих еще незрелых стихотворений”[360]. Видимо, в этом отношении Семенов представлял собою исключение.
Закончив формирование сборника, Никольский расклассифицировал авторов следующим образом. “В общем сборник дает трех поэтов: Кондратьева, Полякова, Семенова. Затем идут второй сорт, но все-таки с известной надеждою на будущее”. Далее “третий сорт: не безнадежные, хотя шансов немного”. Потом “четвертый сорт — луч надежды, но один и бледный”. Затем идут отрицательные величины: 1. Блок (декадент) <...> Семенов <Рафаил>”. В конце записи добавлено: “Из отрицательных еще может покаяться Блок” (Блоковский сб. С. 330).
Отталкивает категоричность приговоров уверенного в своей непогрешимости Никольского. Он проглядел Блока! Однако заслуженно высоко оценил Леонида Семенова: скоро такой взгляд на его творчество стал для знатоков поэзии общим.
В пору подготовки сборника Никольский учредил у себя дома “литературные вторники”, а после выхода сборника в свет у него дома стал собираться кружок “Изящная словесность”, который посещали уже три брата Семеновы: кроме Леонида и Рафаила еще и Михаил.
В издании кружка Б. В. Никольского — “Литературно-художественном сборнике студентов Санкт-Петербургского университета” 1903 г. — Л. Семенову принадлежит одна из самых больших подборок, восемь текстов. Открывается она балладой “Отвергнутый ангел”, еще в достаточной мере подражательной, но уже следующее стихотворение “Им путь ночной томителен и труден...” написано в предощущении символизма. То же следует сказать о других произведениях, где появляются прямо символистские строки вроде “И ждем с молитвой жениха”, “Лежал мне в горы тесный путь”, а подражательные сонеты начинающего автора ориентированы теперь не на прошлых кумиров, а на Брюсова.
Журнал “Новый путь”, руководителями которого были Мережковский с Гиппиус и П. П. Перцов, работал над утверждением нового искусства и нового религиозного сознания. Он возник в 1903 г. и сразу же широко открыл свои страницы молодому автору. В N 3 была помещена подборка стихов Блока, а уже в N 5 напечатана пятиактная пьеса Семенова “Около тайны”; драма с четырьмя перерывами”, как указано в подзаголовке. Такого значительного, сложного произведения никто из сверстников Семенова к этому времени не опубликовал. Сквозь сознание маленьких брата и сестры, не понимающих, что происходит, показана семейная беда: можно догадаться, что муж, узнав об измене жены, убивает ее и себя. “Около тайны” принадлежит к эстетическому миру “новой драмы” Г. Ибсена, К. Гамсуна, М. Метерлинка. Какие-то нити тянутся отсюда к написанным впоследствии пьесам Л. Андреева.
Несколько позже Семенов напечатал в журнале “Новый путь” (1904, N 2) рецензию на спектакль Александрийского театра “Эдип в Колоне”, которая воспринимается как автокомментарий к “Около тайны”. На протяжении всего бытия человечества, говорит рецензент, разыгрывается единая мировая трагедия. В ее основе конфликт между роковой предопределенностью всех поступков и событий — и кажущейся свободой воли, возможностью выбора. Эта коллизия, лежащая в основе этики и эстетики древнегреческой трагедии, мучительна для христианского религиозного сознания: ответственность перед Богом за свое поведение предполагает подлинную свободу воли. Выход Семенов видит в искупительной жертве Богочеловека, которая перенесла человечество из мира роковой предопределенности в царство свободы выбора и личной ответственности за него. Здесь идеи Семенова совпадают с основополагающим принципом философии Кьеркегора. В драме “Около тайны” родители забыли Бога и стали жертвой извечной трагедии, их гибель неизбежна. Дети же бессознательно устремляются душой к Богу-искупителю, они спасены.
Даже по нашему самому сжатому пересказу драмы и рецензии видно, какими глыбами религиозных, философских, литературных идей ворочал молодой автор.
В 11-й книжке “Нового пути” за 1903 г. Семенов появился со стихами. Поэт развивается на глазах: в значительной по объему подборке содержатся тексты, принадлежащие к лучшим его произведениям. Но даже здесь два стихотворения выделяются особо. Подборка открывается стихотворением “Священные кони несутся...” Оно может быть прочтено как вполне символистское, предрекающее ожесточенную схватку доброго и злого начал в духе основного мифа. Но оно допускает и иное прочтение — как предсказание близкой революции, когда враждебные старому миру, но освященные Божественным промыслом силы уничтожат старую культуру, ее носителей. Стихотворение не отвлеченно символично или аллегорично: оно представляет полную грозного движения картину в зримых и звучащих образах:
Вот гнутся макушками елки,
И пыль поднялась на полях,
Над лесом косматые челки,
Подковы сверкают в лучах.
Как моря взволнованный ропот,
Несется их ржанье с полей.
Все ближе и ближе их топот
И фырканье гордых ноздрей.
Элементы поздней романтической системы задержались надолго, как и у Блока: стоит сопоставить стих “Как моря взволнованный ропот” со стихом А. К. Толстого “Как моря играющий вал”. Однако теперь элементы романтической системы включены в систему совсем иную, новую; стихотворение, о котором мы говорим, ничем не напоминает “Средь шумного бала, — случайно...”. Оно кончается грозным пророчеством:
Спасайся, кто может и хочет!
Но свят, кто в пути устоит.
Он алою кровью омочит
Священную пыль от копыт.
По-видимому, несколько позже Вяч. Иванов написал одно из самых сильных стихотворений этого периода — “Кочевники красоты”. В нем можно усмотреть влияние Семенова. Особенно близки по теме и настроению заключительные четверостишия. Текст Семенова приведен выше; у Вяч. Иванова читаем:
Топчи их рай, Аттила, —
И новью пустоты
Взойдут твои светила,
Твоих степей цветы!
Смысл “Кочевников красоты” противоположен
