Фразу я не договорил. Что-то со страшной силой ударило меня сзади под левую лопатку. Я упал лицом в красноватую землю. И успел подумать: «Выстрел. В меня попала пуля».
Но звука выстрела я не слышал.
Помню, что услышал крик Анжелы, но не смог разобрать, что она кричала. Странно, но я не ощутил никакой боли, ни малейшей. Потом услышал кроме голоса Анжелы много других голосов, громких, возмущенных. Потом вдруг все погрузилось во мрак, и мне показалось, что я падаю, все быстрее и быстрее, и лечу в водоворот, у которого нет дна. Прежде чем окончательно потерять сознание, я успел подумать: «Вот, значит, как приходит смерть».
То было лишь ее начало.
Я еще несколько раз приходил в себя, правда, не совсем. В вертолете я увидел карие глаза Анжелы, про которые я как-то сказал, что никогда не мог бы их забыть. Мотор вертолета так гремел, что Анжеле пришлось вплотную приблизить рот к моему уху, лишь тогда я расслышал, что она кричала, заливаясь слезами:
— Прошу тебя, прошу, умоляю, Роберт, не умирай! Стоит тебе захотеть, и ты не умрешь! Поэтому не сдавайся. Не сдавайся! Прошу тебя, прошу, ну, пожалуйста. Ты не имеешь права умереть. Просто не можешь себе этого позволить. Я — твоя жена, и я так люблю тебя, Роберт! Не сдавайся, вспомни о наших планах, о нашей новой жизни, ведь она только началась. Ты помнишь обо всем этом, правда? Ну, пожалуйста!
С величайшим трудом я смог только чуть-чуть наклонить голову. После чего, вконец обессилев, вынужден был закрыть глаза. И тут в голове замелькали, как в калейдоскопе, разные лица, краски и голоса. Все это — лица, голоса и краски — слилось и обрушилось на меня, — все, что я слышал, видел и пережил за последние недели. Моя жена Карин. Мой шеф Густав Бранденбург. Фейерверк в казино «Палм-Бич» в День независимости. Мы с Анжелой танцуем на сцене. Мы с Анжелой занимаемся любовью. Ее терраса с морем цветов. Джон Килвуд, висящий в петле в собственной ванной комнате. Джесси, проститутка с Канадской улицы. Старушка в дюссельдорфской аптеке. Богатые становятся все богаче, а бедные все беднее. Отчего же? Несчастье — не дождь, оно не приходит само, а делается руками тех, кому это выгодно. Пьяный Джон Килвуд в игральном зале. Убийцы… Убийцы… Мы все убийцы! Малкольм Торвелл, играющий в гольф. Хильда Хельман в своей кровати с завитушками в стиле рококо. Николай, хозяин ресторанчика «Золотой век». Филиал парижской ювелирной фирмы «Ван Клиф и Арпельс». Жан Кемар и его жена. Обручальное кольцо! Тысячи огней в городе, на море и вдоль шоссе у подножия гор Эстерель — вид с анжелиной террасы поздно ночью. Облава в Ла Бокка. Автоматная очередь. Брат Илья и его мотоцикл с корзинкой овощей на багажнике. «Наша» церковка. Большая черная Богоматерь на иконе. Свечи перед ней. Машина «шевроле», вытягиваемая кранами со дна Старой Гавани. За рулем Алан Денон, убитый. На кровати медсестра Анна Галина, убита ударом кинжала в грудь. Три телевизора. Трижды передают новости. Светлое пятно на загорелой руке Анжелы. Мой адвокат Фонтана в Дюссельдорфе. Доктор Жубер из больницы Бруссаи…
Все это и многое другое я слышал и видел в постоянно меняющемся цвете. Помню, что вертолет сел на крышу больницы и что меня положили на каталку. Потом лифт. Бесконечно длинный коридор. И вдруг, совершенно отчетливо, голос Анжелы, читающей то стихотворение: «Свободен от ярости жизненных сил, от страха и надежды иллюзорной…»
Меня опять переложили. Что-то порвалось с треском. Моя рубашка. Ослепительный свет резанул глаза. Огромный диск. В нем множество ярких ламп, прямо надо мной. Вокруг люди в масках и белых шапочках. Все они склонились надо мной…
Укол шприца в сгиб правого локтя.
Что-то прижали к моему лицу. Раздалось слабое шипенье. Краски! Краски! Таких не бывает на этом свете.
Голос Анжелы уже едва слышен: «…что и тихая речушка всегда находит дорогу к морю…»
Шипенье усилилось. И вдруг я ее увидел. Она извивалась по усеянному цветами лугу, эта тихая речушка. Я почувствовал на теле чьи-то гладкие пальцы, и что-то очень холодное и острое кольнуло меня слева в грудь. Тут я вдруг понял, что это была за речушка. То была Лета, река преисподней, которая отделяет царство живых от царства мертвых, река Лета, из которой души умерших пьют воду забвения. Я удивленно подумал: «Оказывается, берега Леты залиты солнцем».
Потом сердце мое остановилось — очень мягко, но я все же это почувствовал. После этого медленно, мало-помалу исчезли усеянный цветами луг и река Лета, исчезли яркие краски, все вновь погрузилось во мрак водоворота. И я в последний раз окунулся в него. Без малейшего сопротивления. Дыхание, и без того слабое, остановилось. Шипенье прекратилось. Кровь перестала курсировать по венам и артериям. Остались лишь тьма, тепло и покой. Я умер.
Эпилог
1
Когда я умер, началась та жизнь, о которой я так много и так долго мечтал. Да, именно так все было. После короткого периода времени, о котором я ничего не помню, я сразу же стал жить дальше. Если судить по моему личному опыту, смерть — не что иное, как временное состояние слабости.
После смерти я был свободен от всех и всяческих забот и навсегда вместе с Анжелой. Мы с ней плыли на теплоходе «Франс», отправившемся из Канн в кругосветное путешествие. Ночами мы, завернувшись в одеяла, лежали на прогулочной палубе и смотрели в черное небо, усыпанное звездами. Мы с ней поженились. Карин внезапно дала согласие на развод. Звезды ярко сияли, над нашими головами висела большая, медового цвета луна. Мы лежали почти не двигаясь и не разговаривали. В наших душах теперь не было ни отчаяния, ни сомнений, ни единой мрачной мысли, после моей смерти нами владело лишь ощущение блаженства от исполненности желаний. Не знаю, у всех ли людей так складывается жизнь после смерти, как у меня. У меня было так. Я был умиротворен, исполнен любви, ощущения безопасности и ярости жизненных сил.
Все это случилось со мной после того, как сердце мое остановилось и я умер. Клиническая смерть. Подлинная смерть. Я покинул этот мир. На крыше больницы Бруссаи имелась посадочная площадка для вертолетов, и когда появился вертолет, доставивший меня из «Эден Рок», на крыше уже ждала бригада кардиологов-реаниматоров. В том числе и доктор Жубер, случайно услышавший, кого именно должны привезти в тяжелом состоянии. Позже, когда я вернулся к жизни, он рассказал мне, что тогда произошло.
А произошло следующее: меня сразу положили на операционный стол и дали общий наркоз. Хирурги вскрыли мою грудную клетку. Они обнаружили, что пуля повредила сердечную сумку и само сердце… Это угрожало тампонадой сердца. Когда сердце остановилось, мне сделали интракардиальную инъекцию. Кровь из перикарда отсосали, рану зашили. Сердце благодаря электрошоку получило новый импульс и заработало. Однако я так долго находился в состоянии клинической смерти, то есть сердце так долго не работало, что мозг испытал кислородную недостаточность. Вследствие этого я пробыл шесть суток без сознания и все это время находился в палате интенсивной терапии.
Что я обо всем этом знал? Ровно ничего. Мы с Анжелой плыли на теплоходе «Франс» по Средиземному морю и Гибралтарскому проливу, останавливались в Касабланке и Капштадте и осматривали эти города, и повсюду было очень жарко. Гора с плоской вершиной, у подножия которой расположен Капштадт, показалась мне необычайно огромной. Я купил Анжеле киноаппарат, и она в полном восторге снимала все подряд. Ей хотелось привезти домой как можно больше свидетельств этого нашего кругосветного путешествия, о котором она так мечтала. На теплоходе мы познакомились с интересными и приятными людьми — израильтянами, американцами, шведами, голландцами и французами. По вечерам часто устраивались празднества, и Анжела надевала самые красивые свои туалеты, а я — смокинг, и я ясно помню, что поздно ночью мы еще выходили на палубу и долго стояли у борта.
