— Нет, — тихо подал голос Простак Джон.
Девин потупилась и выронила из рук чары. В воздухе повисло неловкое молчание.
От этой давящей тишины у Нико засосало под ложечкой. Как он мог обвинять своих товарищей в опрометчивости, когда всего час назад сам наломал дров, испортив библиотечную горгулью? Попадись он, и репутация какографов пострадала бы куда сильнее, чем от безобидного магического поединка.
— Дев, Джон, простите, — сказал он, смягчившись. — Я полночи провел в библиотеке, а потом еще магистр Шеннон расстроился. У него есть опасения насчет некоторых делегатов. Нам же будет лучше, если никто не увидит, как мы ломаем чары.
Какографы молчали. Джон разглядывал свои ботинки, Девин вперила сердитый взгляд в потолок.
— Я помогу убраться, — устало произнес Нико.
Они работали молча. Простак Джон выровнял столы, а Нико с Дев расставили стулья и собрали раскиданные по полу бумаги. Дважды Нико замечал, как горе-вояки обмениваются хитрыми улыбочками — правда, едва поймав на себе его взгляд, они тут же возвращались к уборке.
Когда они закончили, Нико задул свечи и поплелся к себе в спальню. Он поежился — так холодно не было с прошлой весны. Осень вступала в свои права.
Он наколдовал несколько искр и подбросил их в небольшой камин. Вспыхнувший огонь быстро перекинулся на дрова, и вскоре блики от пламени заплясали по стенам, освещая скромную каморку и немногочисленное имущество юного чарослова: узкую кровать, стол, два сундука, умывальник да ночной горшок.
Под кроватью лежала стопка книг. Здесь был и рыцарский роман, купленный у лорнского лоточника. Роман назывался «Серебряный щит» — и, по словам торговца, лучше книги еще никто не писал.
Порой персонажи со страниц рыцарских романов переселялись в сны Нико. С тех пор как юноша прибыл в Звездную академию, он долгими часами воображал жутких созданий, населяющих окрестные леса. И ночью, во сне, и днем, грезя наяву, Нико отважно бросал вызов придуманным чудищам.
Теперь он с улыбкой вспоминал тех странных противников из мальчишеских фантазий. Уро, гигантское насекомое с утыканным шипами панцирем и серповидными передними лапами. Тамелкан, незрячий дракон, у которого щупальца росли прямо из подбородка. И конечно же, Гаркекс, трехрогий огненный тролль, чьи рога извергали пламя, а пасть — злобные проклятия.
Нико понимал, что мечты о чудищах и сражениях — простое ребячество, но не мог отказать себе в этом маленьком удовольствии, одном из немногих в его скучной жизни.
Он снова посмотрел на книгу и вздохнул. Глаза слишком устали для чтения.
Нико плюхнулся на кровать, стал расстегивать мантию — шнуровка шла сзади, от основания шеи — и вспомнил, что не мешало бы причесаться. Он огляделся по сторонам в поисках расчески, когда в окне захлопали крылья. Обернувшись, Нико увидел большую птицу с ярко-синим оперением. На чистых участках вокруг черных глаз и крючковатого клюва просвечивала желтоватая кожа.
— Зерно, — скрипучим голосом каркнул попугай.
— Привет, Азура. В спальне я зерно не храню. Ты принесла послание от магистра Шеннона?
Птица склонила голову набок.
— Почеши.
— Ладно, но как же послание?
Азура спрыгнула на кровать и вразвалочку направилась к Нико. Помогая себе клювом, она взобралась к нему на колени и подставила макушку; Нико послушно запустил пальцы в перья на голове фамильяра.
— Азура, послание от магистра очень важное.
Птица просвистела две ноты, и на мозг Нико обрушился шквал золотых предложений из головы Азуры.
Языки, способные, подобно нуминусу, управлять светом и другими текстами, часто использовались для зашифровки письменных посланий. Как раз такие чары и наколдовала Азура.
Проблема заключалась в сложной структуре нуминуса: прикосновение какографа коверкало любые фразы, кроме самых простейших. Чтобы перевести послание Шеннона, Нико должен был работать быстро. Чем дольше текст задерживался в его голове, тем быстрее в него попадали ошибки.
Текучие руны нуминуса напоминали завитки дыма или нити канители. Пальцы чарослова-переводчика словно касались гладкого стекла. Пока Нико переводил, его пальцы подергивались — настолько реальной была иллюзия.
Послание Шеннона оказалось достаточно сложным, а, когда Нико закончил переводить, в текст попало несколько ошибок:
Никодимус!
Ни с кем не обсужай наш сегодншний разговор, даже с соседями по комнте. Оч. важно не привл. вним-я. Заидеш в мой кабинт сразу после звтрка, как договаривлис. От обязнастей на завтра ты освобожден.
Мг. Шеннон Азура снова подставила макушку.
— Почеши?
Нико рассеянно погладил перья. Его встревожило стремление Шеннона не привлекать к какографам внимания. И пусть Нико не знал, что именно заставило старого магистра усилить бдительность, он ничуть не сомневался: дело серьезное.
— Милостивые небеса, друиды! — прошептал какограф, вспомнив, как его попытки впечатлить Дейдре вызвали шквал вопросов о пророчестве и о неспособности Нико его исполнить. — Магистр меня убьет…
— Почеши? — повторила Азура.
Нико опустил глаза: он так задумался, что не заметил, как перестал ласкать фамильяра.
— Азура, прости меня. Я совсем вымотался. — Он не врал: глаза щипало, кости ломило, мысли стали тягучими, как смола. — Я должен поспать, чтобы завтра ассистировать магистру Шеннону.
— Почеши?
— Может, завтра.
Окончательно убедившись, что здесь ей ловить нечего, Азура запрыгнула на подоконник, просвистела две ноты и выпорхнула в ночь.
Глаза у Нико слипались. Моргая, он подошел к умывальнику и, потерев ладонью о ладонь, наколдовал белые рунки, которые использовались волшебниками вместо мыла. Затем заглянул в зеркало из полированного металла и обомлел: весь его лоб, от виска до виска, залепили две розовые фразы.
Нико сперва нахмурился, а потом рассмеялся. Девин должна была здорово исхитриться, чтобы незаметно подсунуть ему проклятие на джежунусе.
Стараясь не споткнуться в тусклом свете камина, Нико проковылял через общую комнату к двери Девин. Изнутри доносились приглушенные голоса. Он постучался и вошел.
Простак Джон и Девин сидели на ее кровати, играя в «веревочку», любимую игру Джона. Они подняли глаза.
— Неплохая работа, — сказал Нико, указывая на свой лоб и на красующуюся там розовую надпись:
Ненавижу шутки.
Зато обожаю ослиную мочу!
Девин развеяла проклятие со лба Нико, и все трое принялись сплетничать о других какографах и учениках: кто чей протеже, кто с кем спит и тому подобное.
И пускай Нико по-прежнему чувствовал себя как выжатый лимон, он был рад возможности пообщаться с товарищами и хотя бы ненадолго забыть о друидах, делегатах Астрофела и прочих смутных угрозах, свалившихся на него в эту ночь.
