– Вот, – показываю я ему паука, – любуйтесь.
– Ничего, – говорит человек, – симпатичный.
А паук наш глаза расширил и крыло мухи в лапе держит, как будто боится, что отберём.
– Ну всё, – говорит Астя. – Мы дальше пошли, а вы уж сами вылезайте, раз мы заклятие сняли.
Человек вылез из ямы и говорит:
– Нет уж, по сюжету полагается со мной пойти и победить того, кто на меня заклятие наложил.
– Вот ещё, – говорю я. – Может, он не зря заклятие накладывал? Вдруг так и надо было.
– Но ведь по сюжету надо… – грустно говорит человек. – Что же я, зря в яме сидел и вас высматривал? У нас же в книге предсказаний записано, что «и придут Кимка и Астя, и станет всем хорошо, хоть раньше было тоже неплохо».
– Ладно, – говорю. – Пойдёмте, раз надо.
– Только чтобы не три дня и три ночи, – говорит Астя.
– Да нет… – говорит человек. – С недельку будет.
И идём мы семь дней и семь ночей, Астя молчит, а человек этот ноет, что долго из-за нас в яме сидел. Ерунда, думаю я, вся эта сюжетность, потому что из-за неё Астя молчит, а человек ноет, а так бы мы одним махом всё решили. Но, думаю, надо терпеть, раз сам придумал, чтобы так было.
– Как ты думаешь, Кимка, – говорит Астя, – если я усну, я тоже буду продолжать идти?
– Я думаю, – говорю я, – что собаки – дружелюбные создания, а люди тоже хороши.
И вдруг останавливаемся прямо на тропинке. Справа от нас лес, слева от нас поле, и никаких людей вокруг.
– Пришли, наверное, – говорит человек. – Что-то мне это подсказывает.
– А мы не устали, – говорит Астя. – Мы дальше пойдём.
– Ну и идите, – говорит человек, – раз вы такие.
А сам грустный стоит и затылок чешет.
– Грустный вы какой-то, задумчивый, – говорю я.
– Конечно, – говорит человек. – Как только надо урожай убирать, так все сразу дальше идут, не замечают, что вокруг творится.
Мы смотрим – а на поле действительно людей множество, и все с вёдрами, и все картошку собирают.
– Это такая избирательность внимания, – говорит Астя. – Никто нас не настраивал, чтобы мы картошку замечали, но теперь у нас обзор отличный.
– А давай, – говорю я Асте, – совсем эту избирательность выключим и посмотрим, что будет.
Выключил я избирательность, смотрю – рядом со мной динозавр стоит и сиротливо с ноги на ногу переступает. Вверх голову поднял – по небу летит кто-то, даже не разобрать кто, и солнца не видно. В пяти шагах от нас инопланетяне высаживаются и сразу же базу инопланетную разбивают – прямо на картошке, а люди ничего так, всё равно урожай собирают, не замечают инопланетян.
– Ой, – говорит Астя человеку, с которым мы семь суток прошагали. – А у вас две головы.
– Не обращай внимания, девочка, – недовольно говорит человек. – Зато я картошку хорошо собирать умею.
Я голову повернул – а сзади Захар с Демидом крадутся осторожно, чтобы мы их не заметили. И Демид как заметил, что я его вижу, так сразу обрадовался и ко мне побежал.
– Привет, – говорю, – Демид! Здорово, что я тебя заметил, а то ты бы так незамеченным и остался, – и Захару тоже руку жму крепко.
– Привет, – говорит Демид. – Я незамеченным иду, потому что Астя слишком разговорчивая, а я так много слов не успеваю продумать. Я даже отдельно хотел рассказывать про то, как мы за вами идём, но раз мы уж встретились, то не буду.
– А у нас, – говорит Астя, – сюжетный поход оборвался, как только мы до поля с картошкой дошли.
– А у нас, – говорит Демид, – поход чуть не оборвался, когда ты, Астя, джунгли закрыла, и мы оттуда выбирались подкопом, а потом с камнями сливались, чтобы вы нас не заметили. У Захара ещё хорошо получалась похожесть на камень, а я как камень увижу, так сразу отличаться от него начинаю. Я ещё думаю, чего это я из джунглей вышел тогда, раз под камни не умею подстраиваться, а потом вспомнил, что я за вами иду, и какая разница, сливаюсь я или выделяюсь немного.
Я всё это слушаю и думаю, что Демид Астю начинает переговаривать, чтобы Астя вдруг сама всё это за него не рассказала.
А люди, которые на поле были, остановились и на нас смотрят.
– Вот так всегда, – говорят они. – Как только видят, как другие урожай убирают, так сразу начинают разговаривать, хоть им даже и разговаривать неинтересно, а всё равно разговаривать будут.
Мы тут же взяли по ведру и стали в него картошку недовольно бросать, а Астя довольно бросала, потому что у неё настроение было хорошее. Мне собирать тоже понравилось, да и Демид с Захаром развеселились. И стало тихо, только картофелины одна за другой в ведро падают, и слышно, как динозавр с ноги на ногу переступает. А инопланетяне базу свою бесшумно строят, и один даже рядом с нами пристроился картошку собирать.
– Как бы её теперь включить, – говорю, – эту избирательность?
– Никак, – увлечённо сказала Астя. – Ты отвлечёшься, и она сама забудется.
– Мы, – говорю я Демиду с Захаром, – отвлечёмся тут с Астей ненадолго, а потом снова встретимся где-то.
– Хорошо, – говорит Демид. – Это у нас здорово получается.
Мы с Астей в сторонку отходим, и Астя спрашивает:
– Ты, Кимка, где сейчас хотел бы быть?
А я ей говорю:
– С тобой, Астя, куда угодно, потому что с тобой везде ерунда какая-то творится.
– Тогда пойдём, – говорит Астя и к железной дороге меня приводит, которая неподалёку совсем.
А на платформе люди – то радостные, то встревоженные, и вообще разные – ходят туда-сюда с вещами, хотя проще было бы поставить вещи и без них ходить. И дяденька к нам подходит и спрашивает:
– Скажите, Кимка и Астя, я не очень беспокойный?
– Нет, в самый раз, – говорим мы ему.
– И то хорошо, – говорит он и убегает, а потом прибегает обратно, а потом убегает снова. А потом около нас останавливается и снова нам говорит: – А вы чего стоите? Вы бы хоть попробовали побегать, а то думаете, что у вас так не получится, а зря.
Мы с Астей побегали немного с одного конца платформы до другого, и как-то нам беспокойно стало немного.
– Ну вот, – говорит мужчина, – теперь вы как все, а то стоите и не волнуетесь, а нам всем из-за этого тоже не по себе становится.
А вокруг деревья зелёные, кузнечики стрекочут, воздух от жары ходуном ходит, мороженое продают, а мы только то и делаем, что на рельсы смотрим – в ту сторону, откуда поезд должен приехать, а он с другой стороны подъехал, и все загружаться стали. Нам с Астей сразу мороженого захотелось, только мы ещё больше волноваться стали, что побежим за мороженым, а поезд тут же укатит куда подальше.
