— Моя бабушка ее знает, — продолжала я, изо всех сил стараясь, чтобы это прозвучало как что-то само собой разумеющееся — один из бесчисленных фактов о моей интересной жизни.
— Знает Ширли Темпл? В смысле, лично? — спросила Элис.
Я надулась от гордости, открывая для себя новое свойство лжи: когда тебе верят, ты иногда сам забываешь, что говоришь неправду.
— Это Ширли Темпл научила мою бабушку печь торты. Они у нее здорово получаются, — сказала я.
Элис с минуту смотрела на меня.
— Та самая Ширли Темпл? Актриса? Она научила твою бабушку печь торты? — спросила она.
Я кивнула:
— Она все время приходит к нам и печет их.
— Ширли Темпл приходит к тебе домой?
— Да. Она говорит, что у нас дома духовка лучше.
— Понимаю, — сказала Элис, кивая и дергая нитку у себя на рукаве. — У тебя, наверное, очень хорошая духовка.
— Ага, — улыбнулась я. — Ширли Темпл все время к нам приходит, чтобы печь торты в нашей духовке, а когда они с бабушкой испекут торт, то украшают его и втыкают в него свечки, а потом мы все садимся за стол и притворяемся, что у кого-то день рождения.
— Она часто к вам приходит, да? Чтобы печь торты? — спросила Элис.
— Постоянно, — заверила я. — Почти каждый день. Когда, конечно, не снимается в кино в Голливуде.
— Ну это понятно, — кивнула она. — Скажи, Хайди, а когда Ширли Темпл приходит печь торты с твоей бабушкой, она, наверное, танцует для вас чечетку? Или показывает танец, который разучивает для следующего фильма?
— Иногда, — сказала я. — Иногда и танцует.
— Что, прямо на кухне? — спросила Элис.
— В гостиной, — уточнила я.
— Она, наверное, еще и поет?
— Иногда и поет, — ответила я. — Когда она в настроении.
Элис рассмеялась. Затем она уставилась на свои колени и с минуту молчала. Я поняла, что что-то не так.
— Хайди, — наконец произнесла она. — Я тебе уже говорила, что я большая поклонница Ширли Темпл. Я, наверное, видела каждый ее фильм по десять раз, так что точно знаю, что она не снималась в кино со времен «Поцелуя для Корлисс», с конца сороковых. Сейчас она уже старенькая, ей почти восемьдесят. Она увлекается политикой — убежденный член Республиканской партии. Если она танцует чечетку у вас на кухне, то я — балерина.
Я что-то попыталась выдавить из себя, но только пошевелила губами, не издав ни звука.
Теперь я все поняла. Элис с самого начала знала, что я выдумываю — и про танцы, и про пение, и про торты. Про все. И тем не менее она слушала и подначивала меня так же, как я вела себя с Зандером, поддакивая ему и кивая. Она побуждала меня продолжать, зная, что я не говорю ни слова правды.
Почему она это делала? Почему не сказала мне, что знает, что я вру? Может быть, потому же, почему я ничего не говорила Зандеру — ей было интереснее догадаться, что стояло за этой ложью. Но я лгала не потому, что не могла принять правду, как Зандер. Я не прятала правду. Если она так хотела ее знать, я могла сама ей все рассказать.
— У меня нет дня рождения, — тихо сказала я. — А у моей мамы глупый мозг, и я даже не знаю, есть ли у меня бабушка.
Элис ничего не ответила.
— Берни говорит, что мы с мамой словно свалились с неба, — добавила я.
— Мм… — кивнула Элис и смахнула с юбки кошачий волос, но не попросила меня рассказать поподробнее. Она был октябрьской Уилински. Ее бабушка носила одно с ней имя и научила ее своим секретам — ее, свою любимую внучку. Ей не нужно было знать правду обо мне. Ей это было неинтересно.
После этого разговора воздух вокруг и между нами стал тяжелым и душным. Элис читала журналы, каждый раз облизывая палец перед тем, как перевернуть страницу. Котята истошно пищали, но она не предложила мне взять их на руки. Когда мы наконец доехали до Солт-Лейк-Сити, Элис сунула журналы обратно в сумку, накрасила губы и причесалась.
— Ну, удачи тебе, Хайди, — сказала она, натягивая свой зеленый плащ.
Вчера, когда она села со мной рядом на станции в Рино в этом зеленом плаще, я подумала, что нашлась, но когда она вышла из автобуса, цокая языком, чтобы успокоить пищащих котят, я чувствовала себя потерянной, как никогда в жизни.
Глава 11
Хорошо
Я позвонила Берни из автомата на станции в Солт-Лейк-Сити, когда она как раз пила свой утренний кофе.
— Прости, что не позвонила тебе вчера ночью, Берни. Я проспала Лавлок, — сказала я.
— Я так и подумала, но все равно беспокоилась, — ответила она. — У тебя все хорошо?
Что мне было на это ответить? После того, что произошло с Элис, я хотела сказать Берни правду. Но если бы она узнала, что мне грустно и я скучаю по дому, она бы велела мне развернуться и ехать назад. Я не знала, смогу ли отказать ей и, к своему беспокойству, уже не помнила, зачем я вообще ввязалась в эту поездку.
Огромный краснолицый мужчина остановился рядом со мной, чтобы зажечь толстую черную сигару. Он пыхнул ею несколько раз, а затем задул спичку, сложив губы трубочкой. «Сооф» — услышала я знакомое слово, приплывшее ко мне в облаке серого дыма, и сразу все вспомнила.
— Все в порядке? — переспросила Берни.
— Да, Берни, — сказала я. — У меня все нормально.
В трубке послышался треск.
— Ого! Слышала? — спросила она.
— Что это?
— Гром. У нас сегодня льет как из ведра, — сообщила она. — Ты же знаешь, как твоей маме не нравится дождь. С тех пор как он начался, она не вылезает из-под одеяла.
В трубке снова затрещало, затем послышалось шипение, и наступила тишина.
— Берни, ты тут? Берни!
— Тише, милая, я здесь, — сказала она. — Как раз прикалываю красную булавку прямо на Солт-Лейк-Сити, так что теперь я точно буду знать, где ты.
Снова послышался треск, шипение, и в этот раз, когда все стихло, Берни не откликнулась.
— Берни, Берни! — закричала я в трубку.
Я стояла некоторое время, прижимая телефон к уху, но связь не возобновилась. У меня не было времени, чтобы снова позвонить ей, — я едва успела добежать до автобуса. К счастью, водитель не обратил на меня внимания, или ему было все равно, что я больше не с Элис.
Я нашла новое место и села одна, задремывая и снова просыпаясь, пока мы не доехали до следующей остановки, Рок-Спрингс в штате Вайоминг. Там у нас поменялся водитель, но автобус остался прежний, так что я решила на всякий случай не выходить на станции. Я не знала, как новый водитель отнесется к тому, что я путешествую одна, и у меня не было сил, чтобы искать нового спутника. Я съела второй бутерброд с ветчиной, откусывая понемногу, чтобы подольше растянуть его, а затем прикончила и вторую пачку печенья.
