Морщины на лбу? Пожалуйста — ботокс разгладит лоб до младенческого сияния. Она изучила все, что о нем написано. Да, в его состав входит яд, но сильно разведенный ботулотоксин работает утюгом и делает лицо на десять лет моложе. Но деньги! Тут счет идет не на наши тысячи.
Наталья едва не застонала. Ну почему ее молодость пришлась не на сейчас? Она бы сумела устроиться, это ее время!
Наталья вспомнила свою недавнюю поездку к дочери и то, что увезла от нее как знак приобщения к другой жизни. Молодой, бесшабашной, сегодняшней. Этот знак — крошечное коричневое сердечко на бедре.
Коробочку, витиевато разрисованную, Наталья заметила в Викином шкафу сразу, когда открыла его.
— Что это? — спросила с любопытством Наталья.
— Набор для биотату, — сказала Вика.
— Ты… хочешь сделать… татуировку? — Мать потрясенно умолкла.
— Это модно, смывается щеткой, мылом и водой. Смотри, здесь хна, коричневая и черная, эвкалиптовое масло. А вот трафареты, пять штук. В тюбике есть специальная насадка, чтобы нанести краску. Она индийская.
— Слушай, может, ты уже себе сделала что-то? — спросила Наталья.
— Я… Ну да… — Вика опустила глаза.
— Где? Покажи.
— Ну… мам…
— Я тоже хочу, — внезапно выпалила Наталья.
— Ты хочешь потрясти папу? — Вика расхохоталась.
Наталья не ответила. Она знала, кого она хочет потрясти.
Они заперлись в ванной, Вика приспустила джинсы, и на бедре, на самой границе трусиков и кожи, Наталья увидела тоненькую змейку.
— Хочешь такую? — спросила дочь.
Наталья молчала, она думала.
— Нет, я хочу… — Она перебирала трафареты. — Вот.
— Сердце? — Вика вскинула светлые брови. — Отстой, мам.
— Давай. Я хочу.
— А где?
— Там же, где у тебя, — сказала она.
Вика протерла бедро Натальи маслом, положила трафарет и нанесла краску. Она все делала аккуратно, старательно, протерла сердечко маслом и сбрызнула лимонным соком.
— Когда надоест — щетка, мыло и вода, — повторила она. — Все сойдет без следа.
— Ты говоришь так, будто делала это сто раз.
— Ну… мам, а как ты думаешь? Если ты покупаешь набор за сорок баксов?
— Ты… делаешь это другим… за деньги?
— Но не бесплатно же! Ты еще не поняла, какие на мне джинсы? — спросила Вика, выставляя перед матерью тугое бедро.
— Разве это не те, которые я тебе купила перед отъездом?
— Дорадыковские, что ли? — Вика громко засмеялась. — Мам, не бери в голову. Все будет чудесненько…
Наталья попробовала улыбнуться. Какая сообразительная дочь. Что ж, есть в кого.
Косметичка все еще не подходила к ней, позволяя маске поработать над ее лицом как можно эффективнее. А Наталья думала.
Было время, когда ей казалось, что она может найти для себя удачный вариант для перемен в своей жизни. Она полагала, что он найдется среди поклонников военно-исторических клубов… за границей. Но она все больше убеждалась, что такого не случится. В Европе играми в историю занимаются старички, у которых уже все есть — жены, дети, внуки. История для них — увлечение другого рода, это для наших — прорыв в новое, а для них — утешение на старости лет. Еще одно.
Но конечно, неплохо, каждое лето прокатиться по Европе. Пускай на автобусах, пускай со сварами, без которых ни одна группа наших туристов не съездит. Ночевки в спальниках, на надувных матрасах — они твои и ты везешь их с собой, мытье головы в туалете на бензозаправке — обо всем этом она не рассказывала завистливым коллегам. А то, что они с Ястребовым снимали на видеокамеру, получалось ярким, сверкающим, в нем нет ничего из того, о чем она не рассказывала.
Наталья и сама вычеркивала все неприятное из головы. Она вообще умела отделять главное от второстепенного, намечала цель и шла к искомому. Как на контрольной по математике.
Если честно, то, поставив на Серафима, Наталья была уверена в победе достаточно легкой. Она знала, что сейчас, в очередной раз, он свободен. Эту свободу она решила заполнить собой. Она едва не совершила ошибку в самом начале — собиралась закончить бухгалтерские курсы и наняться к нему на фирму. Чтобы быть у него на виду.
Но вовремя остановилась. Если он увидит в ней бухгалтера, то никем другим она для него уже не будет. Другое дело — окажись в городе еще одна пивная фирма, вот туда бы стоило наняться бухгалтером. И тогда она стала бы для Скурихина заманчивой фигурой.
Мудро, похвалила она себя. Вообще-то она всегда была умной. А в «мужском институте» она поняла, что не только умная, но и красивая. Таких, как она, там больше не найти.
Умная, красивая, одернула себя Наталья. Почти королева красоты разъезда с таким французским названием — Дорадыковский, смеялась она над собой. Когда они были в Париже, их угостили рыбой дорада. Это название настолько ее потрясло, что она увидела в совпадении тайный знак и пыталась его разгадать. Какая связь между ними? Неужели кто-то из французов побывал здесь и откушал рыбу, напомнившую модную у них до-раду?
И еще насчет ума и красоты. Она считала, что с Сашей ей повезло. Он был юный не по годам, какими долго остаются вундеркинды, талантливый. Он подошел ей как нельзя лучше в тот момент, когда… Стоп. Об этом не вспоминаем никогда. Только через тысячу пятьсот световых лет, приструнила она себя любимой присказкой. Но для нынешней жизни он оказался слишком мягким. Наталья думала, что ее жесткости, невидимой постороннему глазу, хватит на двоих. Она полагала, что с Сашиными мозгами и ее упорством они переберутся под Серпухов очень скоро. Там, вокруг циклотрона, собралось предостаточно выпускников физтеха, среди них надо искать себе место.
— Нет, — отвечал Саша на все попытки подтолкнуть к переезду. — Здесь хорошо.
— Но здесь всегда будет девятнадцатый век. — Наталья и сейчас слышала свой удивленный голос. Неужели Саша не видит, среди чего они живут?
— Отлично, — вполне серьезно сказал он. — Это то, что надо. Мы — гусары своего натурального времени.
— Еще скажи, что мы во Франции.
— Конечно. Мысленно представь себе и…
Наталья помнит, что она не нашла слов для спора с ним. Она вылетела из комнаты и долго курила на балконе.
Натуру не переделаешь, наконец поняла Наталья, доказательство тому — она сама.
Она пыталась — нет, не перекроить себя, но подправить, чтобы их с Сашей жизнь была сносной и дальше. Она заставляла себя увидеть что-то завидное в своей жизни на этом разъезде, в закрытом, потом открытом городке.
А оно на самом деле было — трехкомнатная квартира, например, на третьем этаже в доме из красного кирпича в пять этажей. С большой кухней и ванной.
