Илья снова исчезает, теперь на длительное время. Я от нечего делать рассматриваю кабинет, который не изменился с момента моего последнего посещения. Но сегодня все же в нём что-то не так. Или общая обстановка давит, или фотография улыбающейся Жени с треснутым стеклом, лежащая посреди вороха бумаг, нервирует… Что-то не так…
— Не дадут передохну́ть, — Илья Викторович дует на остывший кофе и тяжело вздыхает. — На чём я остановился? А, да. Если коротко, то рядом с моей сестрой тебе не стоит появляться. Я знаю, — он поднимает руку, призывая к молчанию, — что Женёк у нас красивая девочка, может заинтересовать, но меня пойми? Как брат брата. Не в наших фамилиях дело. Как видишь, твой отец доверяет мне, хотя и знает, чей я сын. Дело в самой Женьке. Ты ей нравишься. Я знаю это, чувствую и понимаю. Только…
Илья ерошит волосы и отворачивается к окну. Теперь голос звучит глухо и отрывисто. Я улавливаю все вибрации, потому что неотрывно гипнотизирую его спину.
— Скоро я тебя выпишу и ты, при должном режиме, забудешь про всё, как про жуткий кошмар. А Женю… Я реалист, и тебе скажу реальное положение вещей. Если она придёт в себя… если, понимаешь? У нее практически нет шансов когда-нибудь стать равной тебе. Сомневаюсь, что вы обсуждали это и я совершаю, возможно, ошибку, когда рассказываю… Но я тоже был молодым и тоже влюблялся. Твои чувства пройдут, ты найдешь себе девушку, с которой создашь семью, родишь детей. А Женька останется одна, понимаешь?
— Где она? Та девушка, в которую Вы были влюблены?
— Вот ты о чём… Дома. Та девушка ждёт меня дома. У нас своя история.
— Она здорова? Правильно?
— Да.
— И Женя будет здорова.
— Я всем сердцем этого желаю, но у всех чудес есть предел.
— Илья, — решаю не заморачиваться с соблюдением протокола. Сейчас мы говорим на равных, как два человека, любящие одну девочку. — Я всё выслушал и принял к сведению. А теперь, пожалуйста, проведите меня к ней.
— Ты совершаешь ошибку!
— Может быть.
— Она может не встать.
— Значит, буду носить на руках.
— Потерять зрение…
— Значит, я буду её глазами. Илья, я не пацан с улицы. Всё быстро, конечно, но ты видел мои анализы. Я не боюсь и не отступлюсь. Проведи меня к Жене. Пожалуйста.
Не оставляя выбора, встаю со своего места и двигаюсь к двери. Мне надо посмотреть на свою девочку.
Страшно? Да. Я живой человек и совру, если скажу, что меня не испугали нарисованные перспективы, но страшнее никогда больше не увидеть моё Облачко. К этому я не готов, а для принятия всего остального есть время.
Самое главное, что Женечка отвечает на мои чувства. Это самое главное!
* Amor vincit omnia — латинское выражение, означающее "Все побеждает любовь".
19
POV Евгений
Задорный, но тихий смех доносится из-за двери.
Смех в отделении, которое видит чаще всего слезы или метания врачей, которое изначально призывает к молчанию и соблюдению правил.
А тут улыбка. И я улыбаюсь, когда стучу больше по привычке, и вхожу внутрь. У меня нет так много времени для посещения, но я не намерен отдавать даже секунды, которые отвоевал для нас.
Цепляю окончание фразы и понимаю, что Илья снова рассказывает сестре, как я убеждал его в необходимости быть здесь. Да, мы с трудом избежали рукопашной, когда Светлов решил передумать, едва мы вышли из лифта на нужном этаже.
«Хотел проверить», — коротко извинился Женин брат, и я принял его такое объяснение. Не знаю, какую бы дичь творил я, будь на его месте. Сестра в реанимации, шансы пятьдесят на пятьдесят и это не то, что оценивание работы органов и прочее. Дошло до точки, когда мы, затаив дыхание, ждали: очнется или нет.
Но я твёрдо верил, что да. И сейчас в неё верю!
— Привет, Облачко, — подхожу ближе и целую тонкое запястье.
Подушечкой пальца глажу нежную щёку и примериваюсь, куда поцелую свою девочку. В носу противно щиплет, но губы мои улыбаются, а голос звучит бодро. Женечка… пока не видит…
Она реагирует на свет, понимает по движению теней и на этом пока всё. Но я знаю сам и убеждаю день за днём её, что всё восстановится. Прогнозы… Хорошие прогнозы. Точнее, хорошо, что они есть.
— Оставлю вас, — Илья хлопает меня по плечу и помогает придвинуть стул. Я сразу после капельницы поднялся на этаж. Кивком головы благодарю Светлова и снова прикасаюсь к Жениной руке.
— В отделении новая медсестра, — решаю пожаловаться. — Иглу втыкает насквозь. У меня синяк на полруки.
— Красивый?
Смеюсь над её вопросом. Только моя девочка может спросить подобное. Но мы оба понимает, что именно её интересует.
— Вся фиолетовая палитра. Хинакридон с переходом в ультрамарин.
— Ооо!
— Я обязательно зарисую, а ты потом посмотришь. Что хочешь, чтобы это было? Ирисы? Или можно колокольчики.
Я намерено говорю так, чтобы у Женечки не было сомнений. Она увидит. Сама увидит!
Пока она лежала под аппаратами, я читал всевозможные статьи, форумы и консультировался с кучей психологов. Но ни один из предложенных методов не подходил. Может, я не то читал или не то спрашивал? А самый дельный совет дала, как ни странно, Настёна. В какой-то момент я решил поделиться с младшей сестрой. Сам не знаю, зачем это сделал. Но малая выдала идеальный вариант: веди себя так, как будто ничего не произошло.
— Ирисы, наверное, красиво. — Облачко задумчиво морщит нос. — Но я хочу небо. Так скучаю по нему…
— Тсс, — тут же подаюсь вперед и целую подбородок, скольжу выше, касаясь потрескавшихся губ. — Будет тебе грозовое небо.
— Или нет! Не совсем небо. — Я слушаю, не отстраняясь. От Жени пахнет лекарствами, но я отметаю этот запах и улавливаю только её, цветочный. — Пусть это будет река? Ночная река с быстрым течением. И в ней отражаются деревья, которые кажутся размытыми карликами. И небо, чернильное такое, с россыпью звёзд. Да?
— Обязательно, — хриплю в ответ, представляя ясно
