на кровать, которая громко скрипнула металлической сеткой. Укрылся одеялом и стал листать журнал с наклейками «Мортал Комбат». В саму игру он никогда не играл, но много о ней слышал, в основном от Коли Скурыдина из пятого класса, который даже фильм такой смотрел и очень интересно о нем рассказывал. Каждый раз, правда, по-разному. Еще он говорил, что папа купил ему книгу, по которой сняли фильм и сделали игру, но в школу приносить ее не разрешали.
Вова то и дело поглядывал на дверь.
Только бы бабушка не зашла и не заметила, что его знобит.
Он думал о «Сеге».
Пусть даже она не подключится к старому телевизору, как говорил ему Гена. Пускай. Вова поставит ее на стол, будет ею любоваться, трогать джойстики. А потом мама купит новый телевизор или бабушка накопит с пенсии. И все будут ходить к нему в гости и играть. И однажды, может быть, придет САМАЯКРАСИВАЯДЕВОЧКАНАСВЕТЕ. Вова почувствовал, что лицо у него горит. Представил, как они на двоих играют во что-нибудь. В «Мортал Комбат», например.
Она сражается со злым императором, огромным мужиком, у которого череп вместо головы. Император побеждает. Но вот на помощь приходит Вова в образе Саб-Зиро и спасает ее. Она откладывает джойстик и говорит: «Спасибо».
Вот и все. Дальше Вова придумать не мог. Он просто боялся размышлять об этом. Щеки начинали гореть, а сердце биться так сильно и так больно, что Вове казалось, будто можно даже умереть от этого. Но сцену спасения он раз за разом крутил в голове. Вот уже он сам, не Саб-Зиро, а Вова Матюхин, волшебным мечом пронзает Шао Кана, который готов был добить упавшую Катю.
«Катя», – тихо, одними губами, произнес он. Вслух он никогда не осмеливался бы назвать это имя.
Глаза слипались. Журнал уже несколько раз падал из рук на лицо. Стоило немного расслабиться, как руки начинали дрожать.
Точно ведь заболел.
Вова тихо выругался.
Это ж надо быть таким неудачником. Заболеть на каникулах.
Он даже начал подумывать о том, чтобы сдаться, уснуть, и пусть бабушка узнает, что он болен. Пускай поит его чаем с вареньем. Он будет лежать в кровати и читать. Не так уж и плохо.
Его взгляд случайно упал на часы. Девять. Время пролетело так быстро.
Он ведь обещал Гене, что зайдет за ним как раз после девяти. Нужно сходить в Хижину, посмотреть, как она переносит зиму и не разрушил ли ее тот недавний буран. Разве можно такое пропускать?
Вова заставил себя встать.
– Ба, я гулять! – крикнул он, стараясь не стучать зубами.
– Один? – Бабушка выглянула из кухни, а Лапки, который все-все понимал, прошмыгнул мимо нее и уже ждал у двери.
– Не, я за Геной зайду.
Бабушка громко вздохнула. Вова знал, какого мнения она была о Гене.
– Ладно. Шарф только надень. И варежки не забудь.
Вова скривился. Варежки для малышей. Взрослые могут просто держать руки в карманах. Вслух он этого говорить, конечно, не стал, надел их и показал бабушке руки в варежках.
– Вот.
Она подошла ближе и перекрестила внука.
– Иди, но к обеду чтоб дома был. Давно я тебя по дворам не искала!
– Хорошо, ба.
Мальчик легонько оттолкнул кота и выскочил на улицу. От радости он чуть не забыл достать из-под крыльца свой меч.
За воротами ждала опасность.
Дядя Миша чинил забор. Он прилаживал длинную доску между двумя столбами, а рядом, похожие на связку копий, лежали тонкие штакетины.
Вова спрятал катану за спиной. Что, если сосед увидит? Если узнает палку от своего ореха и отнимет?
Но все обошлось. Дядя Миша был так увлечен своим занятием, что не обратил на Вову никакого внимания.
* * *
Стараясь двигаться тихо и быстро, мальчик дошел до поворота. Там он расслабился, сунул варежки в карман и принялся махать катаной, представляя, как рубит нападавших разноцветных ниндзя.
На улице никого не было. Пахло дымом от печных труб. Дул ветер, но звук его казался далеким и словно бы даже понарошку, как шум моря в ракушке. Вова посмотрел на неподвижные деревья и подумал: «А если мне просто слышится и нет на самом деле никакого ветра?» Эту мысль, неожиданно тревожную, он отправил туда же, куда и все подобные вещи, и вернулся к ниндзя.
Они атаковали строем, а Вова рубил их одного за другим на ходу, не останавливаясь. Для большего эффекта он даже побежал, несмотря на то что давалось ему это нелегко.
Вдруг ворота забора, по которому он вел палкой, распахнулись и Вова на кого-то налетел.
Послышался крик.
Перед ним в снегу лежала девочка. Глаза под стеклами очков яростно блестели.
– Ты что делаешь! Идиот! – обрушилась она на Вову, еще не успев подняться. – Придурок мелкий!
Мальчик почувствовал, что влип по-настоящему.
Это была Яна. Яна по прозвищу Клешня. Из шестого, кажется, класса, а может, и из седьмого. А кличку ей дали за то, что одному старшекласснику, который над ней посмеялся, Роме Пятифану, она выкрутила руку и вела его через весь коридор, пока не выбросила на улицу. А все, что он мог, – это, корчась от боли, повторять: «Клешню убери! Клешню убери!»
При этом почему-то все смеялись не над Ромой, а над ней.
Она была секретарем в шахматном клубе, куда отдали Гену. В первый же день Яна оттаскала его за ухо и вышвырнула из кабинета только за то, что он нарисовал в тетрадке крабью клешню. Больше Гена шахматами не занимался. И даже его мама, которая ходила ругаться в Дом культуры, ничего поделать не смогла.
Девочка поднялась, отряхивая нелепую почти что розовую шубу. Она была ненамного выше Вовы, но сейчас, казалось, нависла над ним и росла с каждой секундой.
Его спас тихий голос, от которого перехватило дыхание:
– Ян, все в порядке?
Из той же калитки вышла САМАЯКРАСИВАЯ-ДЕВОЧКАНАСВЕТЕ.
Вова замер, опустив глаза. Он не мог даже смотреть на нее.
У него что-то спрашивали, Клешня громко его отчитывала, но он не слышал, оглушенный этой внезапной встречей.
Мальчик чувствовал, что все краснеет и краснеет. Что лицо его словно бы раздувается от жара и вот-вот лопнет. Что он задохнется. Просто-напросто упадет сейчас на землю и умрет.
И когда терпеть было уже невозможно, он побежал.
Клешня закричала ему вслед. Вова разобрал одно слово: «Псих!»
Жизнь кончена. САМАЯКРАСИВАЯДЕВОЧКАНАСВЕТЕ заметила его, да еще в таком
