я уже болтаю с ее швейцаром.
Ага. Швейцар. Потому что Эверли Синклер живет в таком здании.
В таком, где есть сверкающие мраморные полы, которые грозят ослепить вас, когда на них попадает свет, и шикарная кофейня. Кофейня, где за чашку черного кофе берут, наверное, восемь долларов. Это такое здание, в которое можно войти только после получения специального кода для лифта и только потом подняться в ее квартиру.
Войдя в лифт, я набираю код пентхауса. Потому что почему бы ей не жить в пентхаусе? И угадайте, кто заходит в лифт прямо перед закрытием дверей? Бармен из «Уэст-Энда», который, я не совсем уверен, что он не запал на Эверли.
Я поднимаю подбородок.
— Привет, чувак.
— Все еще гоняешься за Злобным Близнецом? — спрашивает парень, глядя на меня так, будто оценивает угрозу.
— Что-то вроде того, — я скрещиваю руки на груди и оцениваю его. Этот парень меня не пугает. Я играю в профессиональный хоккей уже более десяти лет. Мне доводилось сталкиваться с более крупными и крутыми парнями, чем этот. — Ты тоже ее преследуешь?
Я наполовину ожидал, что он нанесет удар, пока он не начинает смеяться. Сильно.
— Нет, блять. Она психопатка.
Да… не то, чего я ожидал.
— Чувак, серьезно, Нет, она вся твоя. Если у тебя возникнут заминки в разговоре, спроси ее о чайках на пляже. Потом поблагодаришь меня.
Двери открываются этажом ниже Эверли, и бармен отдает мне честь, уходя, и бормочет: «Чайки, чувак. Верь мне».
Через минуту двери открываются снова, на этот раз на этаже Эверли.
Блять… Я не был на свидании четыре года, и чувствую себя ржавым, как дерьмо, стучась в ее дверь. Не нервничаю. Но определенно не в своей тарелке.
Только дверь открывает не Эверли.
— Привет, Кросс. Заходи, — Бринли Сент-Джеймс, один из физиотерапевтов команды, отходит в сторону, пропуская меня… на вечеринку? — Эверли выйдет через минуту.
Какого хуя?
— Привет, мужик, — мой товарищ по команде, Истон, подходит и пожимает мне руку. — Что ты здесь делаешь?
Это что, какая-то командная вечеринка, о которой мне не сказали?
— Он пришел забрать меня.
Эверли идет по коридору, и я едва не проглатываю язык. Она великолепна. Белый пушистый свитер свисает с одного голого плеча, а ее волосы волнами рассыпаются по другому. Обтягивающие синие джинсы красуются на ее невероятных, стройных ногах, а коричневые сапоги достигают колен. Трахните меня…
Истон ухмыляется, как ребенок, перебравший сахара.
— О, это должно быть хорошо.
— Будь милым, — кричит его жена с дивана, прежде чем сдвинуть одеяло со своей верхней части, обнажив грудь и крошечного ребенка, когда она перекладывает его на другую сторону. Когда я пытаюсь отвести глаза, она смеется. — Не волнуйся. В последнее время весь мир видел мою сиськи.
— Принцесса… — простонал Истон.
А парень, которого я раньше не замечал, прикрывает глаза, поправляя пакет со льдом на колене.
— Я не хочу, блять, их видеть. Убери это дерьмо.
— Никто тебя не спрашивал, Каллен, — огрызается Бринли, принося ему бутылку воды.
— Да ладно, Бринн. Всего одно пиво, — простонал он, глядя на воду так, будто она могла быть мочой.
— Отсоси, Синклер. Они дали тебе обезболивающее. Тебе не нужно еще и пиво.
Она осторожно убирает пакет со льдом и проверяет его колено, после чего аккуратно садится рядом с ним. Тем временем Мэделин Кингстон-Хейз, жена Истона и одна из владелиц чертовой команды, за которую я играю, поправляет ребенка и поворачивается к нам с Эверли.
— Итак… ты не собираешься нас представить, Эви?
Эверли перекладывает свой вес с одной длинной ноги на другую, затем тихо выдыхает.
— Хорошо. Но вы все отстой, — она обводит пальцем комнату. — И за это я избавлюсь от каждого из вас, — ее голос смягчается, когда она смотрит на ребенка. — Всех, кроме Гриффина.
Все в комнате смеются над ее чувством неловкости, и не уверен, нравится мне это или нет. Может быть, я слишком опекаю ее для первого свидания, когда скольжу рукой по ее спине и слегка надавливаю.
Но улыбка, которую она бросает через плечо, наклоняясь ко мне, заставляет меня думать, что это был хороший ход.
— Ребята, это Кросс.
Все в комнате говорят: «Привет, Кросс», как будто они — дошкольный класс Керриган, знакомящийся с новым ребенком.
Эверли смотрит на меня своими аквамариновыми глазами, сегодня в них чуть больше зелени, чем голубизны, и, черт возьми, она такая красивая.
— Кросс… это мои друзья-засранцы. Ты уже знаешь Истона и Бринли. Не уверена насчет Линди и Гриффина, — она показывает на Мэделин и ребенка, затем на парня со льдом на колене. — А вон тот тупица — Каллен.
— Почему это я тупица? — дает он отпор.
— Потому что ты получил травму в четвертой четверти, выпендриваясь. Дедушка надрал тебе задницу в раздевалке. И теперь ты лежишь на нашем диване и дуешься, как маленький ребенок, — она щелкает его по уху, и он хнычет, как девочка-подросток.
Истон прислоняется ко мне.
— К ним нужно немного привыкнуть. Но они не такие уж безумные, как кажется на первый взгляд.
Эверли крутится на пятках.
— Хм-м… уверена, что все-таки да, Э.
Она берет со стола маленькую сумочку, затем сует свою руку в мою.
— Хочешь убраться отсюда, здоровяк?
Я без колебаний отвечаю:
— Да.
Позже, тем же вечером, Кросс берет меня за руку и переставляет по другую сторону от себя так, что он идет со стороны дороги, когда мы прогуливаемся по Мэйн-стрит. Я видела, как мой отец делал то же самое сотни раз, но никогда парень не делал этого со мной, и мне приходится сжать губы, чтобы скрыть улыбку.
— Как ты узнал, что Осенний фестиваль — одно из моих любимых мероприятий в Кройдон-Хиллз?
— Удачная догадка, — он кивает в сторону одной из очередей за едой, и я качаю головой. — Так, расскажи мне о своих друзьях.
— Что ты хочешь знать? — спрашиваю я как раз перед тем, как вижу очередь перед входом в мой любимый ресторан. — О, «У Нонны», пойдем туда.
Кросс высвобождает свою руку из моей и кладет мне на поясницу, не могу решить, какой жест мне нравится больше. От обоих у меня мурашки бегут по коже.
— Вы, ребята, кажетесь… близкими.
Я смотрю на него и вспоминаю, что он спрашивал о моих друзьях. Я начинаю понимать, что Кросс — человек немногословный. Не уверена, что когда-либо сталкивалась с этим раньше. Думаю, все, кого я знаю, любят слушать свой голос.
— Мы близки. Знаешь, можно часто услышать о людях, говорящих о своих