— А как же Орсон? — Элмерик ещё не закончил говорить, но по яростному взгляду, которым одарила его Келликейт, понял, что лучше было и не начинать. — Молчу, молчу. Не моё дело.
Розмари всплеснула руками:
— Ой, да ладно грустить-та! Сегодня ж праздник будет! Ух и повеселимся!
Но особого веселья в её голосе, впрочем, не слышалось.
— Нет, ребята, так не пойдёт! — Джерри спрыгнул с подоконника. — У меня есть идея! Давайте сейчас каждый выговорится, чем ему насолил Фиахна. И на праздник уже пойдём с лёгкой душой и без всяких задних мыслей.
Предложение Элмерику понравилось, он даже пожалел, что ему самому ничего подобного в голову не пришло. Растянувшись на лавке и заложив руки за голову, он спросил:
— А ты сам придумал или кто подсказал?
— Вообще-то, это мастер Флориан надоумил, — нехотя признался Джеримэйн. — Ещё до того, как онемел. Сказал как-то: мол, яр-р-рости в тебе — ну, то есть во мне, — изр-р-рядно. Выговор-р-ришься — пр-р-роще будет жить. Вот я и выговаривался раз за разом. Орал даже, пока не охрип. А он меня честно слушал.
— Интересно, а как она сам справляется? Он же не может выговориться, — задумчиво произнесла Келликейт, ни к кому не обращаясь.
Джеримэйн прочистил горло:
— Давайте я начну? Этот Фиахна — упёртый и самодовольный болван. Тоже мне, наместник выискался! Сидел бы в своём прекрасном Аннуине — нам без него было намного лучше! Теперь на мельнице — если это всё ещё можно назвать мельницей — полный бардак. В Чернолесье переполох: то баньши на мосту воет, то замок в одночасье на холме вырос… А до Летней битвы, между прочим, остался месяц с хвостиком. И к чему мы готовимся? К празднику! Просто очаровательно! У наставников нет времени нас учить, потому что они носятся с этим дураком Фиахной… И голос его громкий тоже раздражает.
Он замолчал, чтобы перевести дух.
— Голос-та у него красивый… — Розмари шмыгнула носом. — И сам-та он тоже. Пожалуй, самый красивый эльф из тех, что я видала. И самый противный. Обращается-та с людьми, как с вещами. Будто все-та ему должны. Мы ему тут не игрушки! Ежели хочет иметь с нами дело-та, пусть сперва научится нас уважать.
— Как же, научится он! — фыркнул Джерри. — Лучше забудь о нём, Роз. Он тебе не пара.
И Элмерик закивал, соглашаясь.
— Да-да, забудь. Встретишь другого, ещё лучше.
Розмари в ответ горько усмехнулась и постучала по лавке прямо возле головы барда.
— Ой, кто бы говорил-та! А сам ещё давеча сох по своей дрянной эльфийке, как листья в засуху!
— Это всё в прошлом, — Элмерик приподнялся на локте и тут же скривился, потому что от долгого лежания рука затекла. — Но ты права: нужно время.
— И что, ничегошеньки больше к ней не чувствуешь-та? Не скучаешь?
— Нет.
— Значит, правду-та говорят: с глаз долой — из сердца вон.
— Когда ты успела стать такой злющей, Роз? — Элмерик шутя дёрнул её за завязку фартука.
— И не такой станешь с вами-та… — она несильно хлопнула его по руке и отодвинулась. — А я скажу как Келликейт: идите-ка лесом. И в мои с Фиахной дела не лезьте-та! Вы все ужо меня достали.
Выпив добрый глоток эля прямо из кувшина, она принялась обмахиваться фартуком.
— Уф! Выговорилась! Теперича и вправду полегчало-та!
— А я добавлю, что он постоянно пьёт вино командира, — пожаловался Элмерик. — Уже прилично выхлебал. И я вынужден бегать по лестнице в погреб и обратно. А покои-то у него на самом верху. А ещё мне нужно всегда находиться рядом. Стоять за левым плечом. И чтобы всегда было что выпить, чем закусить, а также перо, чернила и бумага. У меня уже руки от подноса дрожат, а спина так вообще отваливается. Нет ни минуты покоя! «Элмерик, сделай то. Элмерик, сделай это…» Не понимаю, как я буду такими руками играть на арфе.
— Мда… — кажется, Джерри ему больше не завидовал. — Ну так скажи ему, что ты не железный. И попроси командира вступиться.
— Как его попросишь, если он уехал? — Элмерик вздохнул, и в этот миг послышался звук колокольчика. — Вот, слышите? Опять зовёт! Я не могу больше!
— Пойдёшь? — Келликейт осторожно тронула его за плечо.
— А куда деваться?
Бард встал, надел сапоги и нехотя поплёлся к дверям. Уже на пороге он услышал, как Келликейт злобно скрипнула зубами:
— Вот, и за это тоже не люблю королей…
Глава четвёртая
На праздник всем было велено прийти босиком. Гостиная и в самом деле превратилась в волшебную поляну. Пол и стены увивал цепкий плющ, потолок густо заплели ветви цветущих деревьев, на которых то тут, то там мерцали голубоватые болотные огоньки, похожие на маленькие звёзды. Камин, как и говорила Келликейт, находился в дупле старого дуба, в нём по-прежнему горел огонь, но древесина даже не думала воспламеняться.
Обеденный стол обернулся огромным валуном с замшелыми зеленоватыми боками. Его поверхность была испещрена высеченными узорами — преимущественно листьями папоротника. Лавки тоже стали каменными, а кресло командира, в котором Фиахна полюбил сидеть, превратилось в настоящий трон с ажурно вырезанным гербом на высокой спинке. По углам стола на круглых древесных спилах, украшенных фиолетовыми цветками сон-травы, горели белые свечи. От одной свечи к другой тянулись золотые нити толщиной не больше паутинки, покрытые каплями росы.
В противоположном от камина конце залы бил настоящий родник, его струя стекала в круглый бассейн, выложенный гладкими камнями. От стола к источнику вела дорожка из светлого песка. Повсюду витал крепкий цветочный аромат, а ещё пахло предгрозовой свежестью, дождём и немного грибами. Они тут, кстати, тоже росли повсюду. Светящиеся шляпки образовывали широкий круг на полу, внутри которого росла мягкая молодая травка. Элмерик решил, что
