трагично думала о том, что сейчас ей на помощь не придет Диего де Лотарго, как тогда, на площади. Нет, он был арестован. Возможно, его уже повесили, как обещал сержант Педро. И теперь Катарина снова была одна в этом жестком беспощадном мире. Она чувствовала, что ее настигла кара за то, что она предала Диего и его парней.
.
Тусклый лунный свет едва пробивался в сырую темницу, где находилась Катарина. Вот уже четыре дня она сидела в этой жуткой камере, в аббатстве Собридо, ожидая своей участи. В первый же день Катарину привели на допрос к аббату Лецио. Тот велел девушке сразу во всем признаться. Поначалу Катарина упрямилась и уверяла всех, что она не ведьма, но после ее притащили в другой зал, где стояли орудия пыток, и ее стойкость вмиг исчезла.
Когда неприятный старик Лецио начал в красках описывать все предстоящие ей мучения, в руках теребя жуткие кривые щипцы, Катарина с перепугу призналась во всем. Сказала, что она ведьма, и просила только не мучить ее. Она знала, что теперь ее непременно сожгут, так заявил ей Лецио. Она была готова, ведь быстрая смерть от костра ей казалась лучше, чем пытки, после которых она все равно бы во всем призналась. Она прекрасно знала, как выбивали признания монахи.
Сегодня была последняя ночь перед казнью. Накануне вечером тот же неприятный аббат Лецио сообщил ей страшную новость: завтра утром она будет сожжена на главной площади как ведьма и мир станет чище. На это заявление девушка промолчала. Ведь она никогда и не делала ничего плохого людям. Только помогала им растить их фруктовые сады и злаки и еще могла собрать в кучу нужные облака и устроить дождь. Но объяснять это фанатику Лецио не хотела. Единственным дурным поступком, который она совершила своей магией, был тот самый бросок камнем в Диего.
Как она сейчас жалела, что так необдуманно поступила с де Лотарго, с Хуаном и Андресом. Зачем она сдала их латникам? И чего добилась? Их повесили, а теперь и она дожидалась казни.
Перестав ходить по камере, Катарина медленно опустилась на каменное возвышение у стены, служившее ей ложем и покрытое соломой, и несчастно вздохнула. Ее запястья были заключены в небольшую деревянную колодку, не позволяющую ей соединить пальцы рук и ворожить. В таком положении Катарина могла только поднимать юбку, когда испражнялась в углу в пробитое в полу отверстие.
На ее глаза вновь навернулись слезы. Она не хотела умирать. Она была так молода. Всего девятнадцать лет. Отчего все было так несправедливо на этом свете?
Катарина опять вспомнила Диего и вдруг в пустоту промолвила:
— Боженька, я так ошиблась. Так зло поступила с ним, и с Хуаном, и Андресом. Я так виновата…
Она хотела добавить к своей мольбе еще просьбу Господу, чтобы он помиловал и спас ее. Но у нее не хватило на это смелости. Совесть отчетливо твердила ей теперь, Диего и его парней казнили три дня назад по ее вине. И ей лишь вернулось ее зло, которое она совершила.
В тревожном забытьи Катарина долго сидела, поджав колени к груди, и забылась дремой только глубокой ночью. Свернувшись калачиком на соломе на своем каменном ложе, она даже задремала на некоторое время. Ее разбудил яркий свет факела, когда в темницу открылась дверь.
— Вставай, ведьма! — прикрикнул на нее охранник.
— Уже утро? — пролепетала она спросонья, задрожав всем телом и бросив взгляд на темное окно под каменным потолком.
Она быстро села на каменном ложе. Утренние лучи еще даже не проникали внутрь затхлого помещения. Катарину вновь охватил все тот же липкий страх перед неизбежной смертью. За охранником вошел один из гендерийских монахов в серой грязной рясе. Его лицо скрывал капюшон, а руки были сложены на груди, он перебирал пальцами четки.
— Еще рано, ведьма, — заявил охранник, вставляя факел в держатель в камере. — Отец Бенито пришел исповедать тебя перед смертью.
— Мне не нужна исповедь, — нахмурилась Катарина, мрачно осматривая монаха в грязной рясе, застывшего у входа. Похоже, он молился, так и перебирая четки. — Можно мне лучше воды, господин?
— Принесу позже, ведьма. Зря ты отказываешься от исповеди, — не унимался охранник. — Покаешься, и твоя душа не пойдет в ад.
— Я и так чиста перед Господом и не творила зла, — заявила девушка. — Не то что вы. Я невиновна ни в чем, а вы хотите сжечь меня.
— Я, что ли, хочу? — насупился охранник и сплюнул на земляной пол. — Мне на тебя вообще плевать, девка. Мне приказано, я исполняю. Оставляю тебя со святым отцом. Скоро приду.
Он вышел, заперев дверь на замок. Монах наконец опустил руки и приблизился к девушке. Катарина же, скрестив руки на груди, и, так и сидя на каменном ложе на соломе, непокорно выпалила:
— Напрасно ты пришел, монах! Мне не в чем каяться…
Она подняла босые ноги и прижала их к груди. Уткнувшись подбородком в колени, девушка показала всем видом, что более не намерена говорить с ним. Монах подошел совсем близко к ней и тихим голосом произнес:
— Нам всем есть в чем каяться, Катарина.
Услышав знакомый хрипловатый голос, она быстро вскинула на него глаза. Мужчина уже чуть откинул капюшон с лица.
— Диего! — выпалила она, радостно встрепенувшись, и подалась к нему всем телом, вскакивая на ноги.
Знакомое лицо его с живым цепким взором вызвало в ее душе радостную надежду.
— Тише! — тут же осек ее он громким шепотом.
— Как ты здесь оказался?! Я так рада, что ты жив! Как ты спасся?
— Уж точно не твоими стараниями, ведьма, ты же сделала все, чтобы от меня избавиться, — недовольно буркнул он.
— О, прости меня! Прости за все, Диего! Я такая дура, не думала, что все так выйдет. Я не знала, что вас захотят казнить эти латники.
— Все ты знала, ведьма, верно все рассчитала, — хмуро усмехнулся он, сверкая на нее глазами, и скрестил руки на груди. — И я оценил твою умную стратегию. Но я прощаю тебя.
— Благодарю тебя, идальго! Ты так великодушен, — закивала она.
Катарина подняла свои скованные деревяшкой руки и попыталась ухватить его руку, намереваясь поцеловать кисть. Де Лотарго же не дал ей руки и хрипло приказал:
— Хватит вопить, Катарина, ты
