Книга Последний обоз - Анна Соло

— Стой, руда. Сталью отворено — словом затворится, ключ и замок.

Рана, действительно, на глазах схватилась плотной корочкой и перестала течь. Всё то же самое было проделано и с местом выхода стрелы. Закончив, тётка Ёлка, отряхнула руки о подол рубахи и принялась сноровисто бинтовать Зую плечо.

— Всё, хватит, — наконец, сказала она спокойно, — С этим беды не будет, заживёт помаленьку. Только от похмельной хвори я его избавлять не собираюсь. Сам наракшасился — сам себе и злыдень.

Добрыня согласно кивнул:

— И на том спасибо, благодетельница. Чего попросишь за работу?

Тётка Ёлка вдруг нахмурилась:

— Постой. У вас тут ещё от кого-то рудой пасёт.

Страшновато шевеля ноздрями, словно взявшая след псица, она покружила между людьми, остановилась против Нарока и ткнула в него пальцем:

— Скидывай куртку.

Он покосился на Торвин.

— Да там пустяк, царапина…

Но та почему-то решительно поддержала лекарку:

— Снимай. Пусть она посмотрит.

Нарок послушался. На верхней рубахе, действительно, оказалось всего лишь небольшое, давно засохшее пятно. Зато сквозь дырку в ней было видно, что исподница успела пропитаться кровью гораздо сильнее и к тому же прилипла к коже. Посмотрев на это безобразие, тётка Ёлка распорядилась:

— Всё снимай.

— Может, не надо? Схватилось уже, и почти не болит. Вернусь в крепостицу — тогда в лазарет сбегаю…

— Надо. Сама-то рана пустячная, но почистить надо, а то ты до своего лазарета не добежишь. Ну? Чего встал? Нож давай.

Нарок безропотно протянул ей свой нож. Ведьма разрезала по боку и стащила с него верхнюю рубаху, а из нижней выкромсала прилипший к телу лоскут.

— Немножко больно будет. Потерпишь?

Нарок кивнул, полагая, что уж немножко-то точно вытерпит, не поморщившись. Тётка Ёлка ухватила прилипший к телу лоскут за край и дёрнула, разом отрывая его от кожи. На миг у Нарока подкосились ноги, из глаз брызнули искры и слёзы. Он судорожно вцепился в протянутую кем-то руку, а тётка Ёлка прижала к открывшейся ране чистый лоскут. Когда в голове прояснилось, Нарок осознал, что перед ним, чуть не плача, стоит Омела, разжал руки и, сгорая от стыда, буркнул:

— Извини…

— Ничего, — еле слышно откликнулась она. Нарок заметил, что у неё на руках остались следы от его пальцев. Тётка Ёлка между тем, внимательно осмотрев рану, задумчиво пробормотала себе под нос:

— А глубоковата царапинка. Закрою-ка я её на всякий случай… Девочка… Как тебя там? Омела? Придержи этого здоровенного ещё разок. Теперь действительно больно будет.

Нарок посмотрел на Омелу испуганно и смущённо. Он хотел было сказать, что держать его не требуется, и вообще, не такая там серьёзная рана, заживёт как-нибудь сама, но девушка уже бесстрашно и доверчиво протянула ему обе руки.

В уплату за лечение тётка Ёлка попросила пол мешка овса и хорошую стальную иглу, от монет же отказалась, заявив, что их в горшок не положишь. Всё испрошенное тут же было приобретено у Добрыни. Расплатившись с хозяйкой Еловой горки, обоз уже приготовился было выдвинуться в путь, но тётка Ёлка, узнав, что они собираются заночевать у Оленьей горки, уверенно сказала:

— Не успеете.

Торвин, нахмурившись, тут же подошла к ней с картой, чтобы выяснить, где именно они сейчас находятся, и точно ли остаток пути никак не проделать до темна. Едва взглянув в пергамент, тётка Ёлка устало пояснила:

— Когда вы ко мне шли, вам здешний хранитель лесной коридор открыл. А обратно уж сами будете выплутываться, и никто вам точно не скажет, сколько вёрст отсюда до торговой тропы. Одно знаю точно: на Яблочную горку нынче даже стёжка заросла, вы же с возком прётесь. Нет вам туда дороги. Станете прорубаться — потеряете день пути. Лучше переночуйте у меня на дворе, а завтра поутру ступайте своим следом обратно, к переправе. Потеря времени почитай что та же, но хоть не так измотаетесь.

Поразмыслив немного и про себя ругательски изругав Добрыню, Торвин решила воспользоваться гостеприимством ведьмы и остаться на Еловой горке до утра.

Ёлкина горка

Узнав о стоянке, Добрыня расщедрился на муку. Тётка Ёлка, бодро засучив рукава, затеяла тесто. Девушек сразу же услали за хворостом для уличного очажка, Вольника снарядили за водой, и вскоре на полянке перед Ёлкиной избушкой закипел котелок, зарумянилось над углями белое зубаточье мясо, запахло кипрейным чаем и ароматным сдобным печевом.

Дядька Зуй, проснувшись, хлопнул горяченького кипрейничка вперемешку с самобулькой, ожил и принялся вырезать для тётки Ёлки гребень из зубаточьего панциря. Та хоть и отнекивалась сперва, однако было заметно, что подарок её порадовал, и наверное, оттого пироги с луком вышли у неё особенно хороши. Их ели горячими, с пылу с жару, нахваливая хозяйку. Все расслабились, заметно повеселели. Даже Торвин скинула шлем и куртку, разом утратив грозный вид.

Один только Нарок маялся, не находя себе места. После тёткиёлкиного лечения он вдруг почувствовал себя неважно. Бок совсем не болел, но настроение угасло: не радовал ни лес вокруг, ни вкусный дух от очага, ни мысль о том, что уже через пару дней он вернётся в крепостицу и сможет, наконец, выспаться по-человечески. Его сильно беспокоила мысль о том, что он причинил боль Омеле, так грубо схватив её за руку. Простит ли неуклюжего? К тому же казалось неловко расхаживать перед людьми в одной драной нижней рубахе, лезть же в сменную вонючим и грязным, как козёл, совсем не хотелось. Тётка Ёлка, видно, что-то заметила и рукой подманила его к себе.

— Что-то ты, парень, какой-то кислый. На-ка пирожок, — сказала она, — Должно полегчать.

Но то ли он не был голоден, то ли Ёлкины пироги на него не действовали. Нарок поблагодарил и уныло побрёл к возку. Там к нему подскочил Вольник и, хлопнув по плечу, позвал:

— Айда коней купать?

— Нарок, возьми Тууле, — тут же подала голос Торвин, — А Вольник пусть едет на Воробье!

Вольник радостно подпрыгнул, а Каравай, сообразив, что ему не придётся сейчас вставать и ковылять куда-то с беспокойным парнем на спине, вздохнул с нескрываемым облегчением.

— Ты осторожно, — на всякий случай предупредил Нарок, — Воробей строгий.

Вольник легкомысленно усмехнулся в ответ, подошёл к коню, почесал ему нос, приговаривая какую-то успокоительную чепуху, а потом схватился за прядку гривы возле холки и легко запрыгнул на конскую спину. И Воробей, вопреки ожиданиям Нарока, даже не подумал хватать его зубами за коленки или прижимать ногой к борту возка. С одной стороны, Нароку показалось немного обидно, что конь так легко пустил к себе на спину чужого, не проделав с