этому: если начнутся дожди, полевые работы остановятся, и на спектакле будет больше зрителей.
Так и оказалось, В день представления с утра пошёл дождь, и к двум часам клуб был переполнен. Пришли девчата из соседних деревень, пришли трактористы во главе с Голубовым. Фёдор стоял в дверях и проверял билеты. Толпа маленьких ребятишек стонала возле него:
— Пропусти. Федя!
— Мы на лавках не будем сидеть!
— Мы на полу сядем!
Фёдор перегораживал вход своим телом и не считал нужным отвечать мелюзге. Вдруг в толпе малышей он увидел Димофея. По решению собрания пятой полеводческой Димофей должен был во время спектакля дежурить на полянке, а он оказался здесь, у клуба.
— Ты почему сюда пришёл? — строго спросил Фёдор.
— Промок. Холодно! Пусти поглядеть, Федя! — заныл Димофей.
— Для плотвы завтра показывать будем. Сегодня нельзя.
— Пусти, Федя!
— Сказано, нельзя!
— А я тогда всем расскажу, — протянул Димофей. — Знаешь, про что?
— Ну, иди, иди, — поспешно проговорил Фёдор, пропуская хитрого дежурного в зал.
— Ему можно, а нам нельзя! — закричали возмущённые несправедливостью малыши.
— Мы Клавдии Васильевне скажем!
— Пускай только не пустит: на крышу полезем, греметь станем!
— Все равно, не дадим представлять. В окна кричать станем!
А в это время на сцене гримировались артисты. Петя густо смазывал лицо чёрной краской. Толя стоял перед зеркалом в широченном фраке и привязывал под нос надёрганный из полушубка козлиный волос. Леля, совершенно готовая к выходу, сидела в углу и, заткнув пальцами уши, зубрила роль.
Когда на сцене появился Димофей, Петя рассердился, но не стал с ним разговаривать — сейчас было не до внушений.
Димофей быстро выговорил себе право открывать занавес, устроился у кулисы и для верности схватился обеими руками за верёвку, чтобы никто не смог оттащить его от этого места. Вспотевший дядя Вася ходил по сцене, размахивая руками и шепотом разъяснял Толе, что учитель Такер — отрицательный тип, и поэтому хорошо, что фрак на нем мешковатый и длинный.
— Скоро можно занавес подымать? — крикнул Димофей.
Дядя Вася погрозил ому пальцем. Ждали суфлера — Фёдора.
Наконец, появился и он. Артисты стали занимать свои места. Дядя Вася торжественно позвонил в колокольчик, снятый для этого случая с коровы-рекордсменки, и сказал:
— Начинаем. Помните, как договорились: в зал не смотреть. Смотреть на меня. Я буду вон там, за кулисой.
— Теперь можно занавес подымать? — спросил Димофей.
Дядя Вася снова погрозил ему пальцем. Фёдор полез в суфлёрскую будку. Лёля пошла объявлять состав действующих лиц.
— Сейчас будет показана пьеса «Снежок», — услышал Димофей звонкий, неестественно смелый от волнении, голос Лели. — В роли Снежка — Петя Иванов.
Иэ-эа кулис вышел Толя со сбитыми набок усами.
— Уходи со сцены, — зашипел Фёдор из будки. — Сейчас начинаем!
— Петя! — не обращая на него внимания, позвал Толя.
— Чего тебе?
— Опять записка.
— Какая записка?
— Вот. Читай.
И он протянул бумажку с крупными печатными буквами. Фёдор вылез из будки и подошёл к артистам. На бумажке было написано: «Почему никто не дежурит на опытном участке?»
— Где ты её нашёл? — спросил Петя.
— На столе. Где гримировались.
Услышав, что Лёля закончила объявление, Димофей потянул за верёвку, и занавес раздвинулся. На виду у зрителей Толе пришлось бежать за кулисы, а Фёдору — лезть в суфлёрскую будку. Зрители отнеслись к этому снисходительно и даже похлопали суфлёру, только дядя Вася застонал, как от зубной боли.
Артисты разбежались по своим местам, а Коська — директор школы Томсон, — подмигнув Фёдору, произнёс первую фразу:
— Прошу нас, юные джентльмены! Этот прохладный класс — вполне подходящее место для того, чтобы вам остыть. Что вы на это скажете?
Спектакль начался.
А на улице всё сильнее хлестал дождь. Он смыл известь с яблонь, залил мутной водой все колеи и выбоины, загнал кур в подполья, затанцевал на железных крышах, сорвал со стены клуба афишу, поволок её по земле и небрежно прилепил посередине дороги. За несколько минут дождь до отказа напитал почву, и опоенная земля стала сбрасывать воду в Мараморушку.
Под ровный шум дождя кончилось первое действие.
В антракте дядя Вася похвалил артистов, предупредил Фёдора, чтобы он тише суфлировал, и снял Димофея с работы за допущенную им оплошность.
Когда кончилось действие, Петя увидел со сцены, что Димофей пристроился на передней скамейке между отцом и Голубовым и, видимо, нисколько не жалел о своем увольнении.
Зрители следили, как злой учитель Такер, с усами из козьего волоса, кричал негритянскому мальчику Дику:
— Молчать! Прилично выражаться! Поставьте парты на место! Дик Демпсей, сядь за парту. Положи руки на стол! Как ты смеешь, Дик Демпсей, так обращаться с девочкой?
Такер достал из-за пазухи фрака длинную линейку и, посмотрев на суфлёрскую будку, ударил Дика по рукам. Потом посмотрел за кулису, где сидел дядя Вася, и ударил ещё два раза.
Однако Петя, играющий Дика, совершенно забыл, что в этот момент на лице его должно изобразиться страдание. Его отвлёк дедушка Егор, появившийся в зале. Промокший до нитки дедушка Егор подошёл к председателю колхоза и стал что-то говорить ему, показывая на окна. Харитон Семёнович и Голубов надели шапки и с тревожными лицами пошли к выходу. Димофей тоже сорвался с места и полез под сцену. Петя знал, что дедушке Егору поручено следить за мерной рейкой, установленной у плотины. Наверно, сильно стала подниматься вода в Мараморушке. Не иначе…
Учитель Такер, между тем, говорил свой текст:
— Это может себе позволить только грубое животное, каковым ты себя и показал. Ты за это ответишь.
И, посмотрев на дядю Васю, снова ударил Дика линейкой.
После этого Дик должен был сказать берущим за душу голосом: «Я не делал ей больно, мистер Такер. Я просто отвёл ее руку».
Но Петя никах не мог произнести этих слов. В суфлёрской будке рядом с Фёдором появился Димофей, и они стали оживлённо беседовать. А потом Фёдор поманил Петю пальцем и, когда тот подошёл, сказал тихо:
— Нашу пшеницу затопляет.
И, к великому ужасу дяди Васи, Петя спрыгнул со сцены в зал и выбежал на улицу. За ним, болтая хвостами фраков, бросились мистер Такер и мистер Томсон, а вслед за ними — Лёля в коротком платье и балетных тапочках.
Федя выбрался из будки, отряхнул с себя пыль и, хладнокровно поглядев на недоумевающую публику, произнёс:
— Антракт, товарищи.
И, спрыгнув вниз, побежал догонять своих приятелей.
Дождь лил со свистом. Вокруг стояла сырая мгла.
Промокшие насквозь ребята мчались по фруктовому саду к своей
