смежит веки, провалится в забытье, а проснется в клетушке со скошенным потолком, под самой кровлей дома в Столярном переулке. Поднимет голову с затасканной тощей подушки и увидит те желтые обои с неуклюжими белыми цветами, в грязно-коричневых черточках. Окажется запертым в комнатенке, где день за днем, ночь за ночью, вызревало страшное «предприятие».
Если бы оставался хоть малюсенький шанс, что он вернется в прошлое и сумеет остановится – обуздать свои мысли, удержать занесенную руку… Но в глубине души сыщик понимал, что это невозможно. Придется снова и снова переживать один и тот же кошмар: убийство, допросы Порфирия, суд, каторгу… Нет! Не спать!
Не спать!!!
Надо же было Герасиму вывернуть из земли булыжник… Этот камень разбередил воспоминания, оттого и лезет в голову всякая мерзость.
Мармеладову показалось, что кто-то смотрит на него, спрятавшись за деревом. Краем глаза он уловил движение, тень метнулась вправо, скрылась за домом. Сыщик мог бы поклясться, что промелькнул силуэт в черной накидке. Он крадучись пошел следом, выглянул из-за угла… Никого. Пустая улица убегает к реке, на набережной горят фонари и слышится посвист извозчика, а накидки нигде не видно. Как же так вышло? В один миг все изменилось, неуловимым образом. Он не мог этого объяснить, но кожей ощущал надвигающуюся опасность.
Скрипнула дверь.
Или почудилось?
«Зря я не взял трость, или другое оружие. Хоть это и не в моих правилах, но давно пора уже раздобыть пистолет…»
Мармеладов не успел закончить эту мысль. За его спиной, под дровяным навесом, послышалась негромкая возня. Кто-то то ли расшатывал сложенные поленья, то ли пытался взобраться на них. Сыщик пригляделся. Тень уже не пряталась, нет, она приближалась, размахивая неестественно-длинными руками. За ней следовала еще одна, а дальше, кажется, третья.
Грянула разухабистая музыка. Неужели, в кафе-шантане еще не угомонились? Да, похоже на то. Расстроенный фортепьян играет все громче. Тени с уханьем заплясали, кружась и вскидывая ноги в адском галопе. Они слились в некое подобие паука, противно шевеля многочисленными лапами, завертелись еще быстрее, раздуваясь и увеличиваясь в размерах. Мармеладов зажмурился и как раз вовремя, поскольку паук, похоже, лопнул. Во все стороны полетели сотни омерзительных брызг.
Сыщик вздрогнул и провел ладонью по мокрому лицу.
Дождь моросит.
А он и не заметил.
Все-таки задремал…
Мармеладов устало прислонился к стене. Он радовался дождю и холодному ветру, что подул от реки – эта парочка точно не даст ему уснуть.
Скрипнула дверь, на этот раз – наяву.
Жи-Жи, кутаясь в черную накидку, перебежала к дому напротив. Долго колотила в ставень закрытой лавки, пока изнутри не громыхнул рассерженный бас:
– Я вот тебе постучу! Кто там озорует ни свет, ни заря?
– Это я, Фролыч! – вполголоса откликнулась певица. – Узнал?
– Погоди, наброшу что-нибудь и отворю.
Лязгнул засов, верхняя половина двери открылась. Наружу высунулся огненно-рыжий дядька, недовольно потирая заспанные глаза.
– Чего надобно-то?
– Мальчонку твоего.
– Посередь ночи? Зачем это?
– Письмо снести, – Жи-жи взмахнула казенным конвертом. – Он знает куда.
– А до утра это не подождет? – засопел лавочник, подозрительно оглядывая темную промокшую улицу. – В такую погоду огольца гонять… Не по-божески.
Певица нетерпеливо топнула ножкой.
– Послание срочное! Плачу двойную цену, да еще и на извозчика добавлю.
– Извозчик, говоришь… Нет, этим пройдохам доверия нету. Сбросят моего Данилку в Неву и поминай, как звали, – дядька поскреб бороду и протяжно зевнул. – Ежели денег на извозчика не жаль, чего же сама не поедешь? Боязно? Вот то-то. К тому же адресант твой, которому письмецо шлешь, в ночи дверь не откроет. Все опасаются, а ну-как тать ворвется! Потому никакого резону гонца отправлять, подожди уж до рассвета.
– Может ты и прав, Фролыч, – задумчиво ответила Жи-Жи. – Ладно, пришли мальчонку, как рассветет. Пусть поскребется тихонечко, я и открою. Да смотри, не забудь.
– Спозаранок пришлю, – проворчал лавочник, закрывая дверь.
VIII
Мармеладов потуже намотал шарф и спрятал руки в карманы. До рассвета еще далеко, а под проливным дождем и околеть недолго. Он пробежал до угла и подозвал коляску.
– Куды ехать, соколик? – спросил извозчик.
– Никуда. Поставь бричку за третьим домом, чтоб ту дверь было видно. У тебя же козырек подымается? Вот и чудесно.
– Чегой-то ты мудришь, барин…
– А если и так? Не все ли тебе равно, если за стояние пять рублей заплатят? Только тс-с-с!
– Пять! – кучер выпучил глаза. – Тады ладно.
Он старательно молчал целых десять минут, но потом начал ерзать на облучке.
– Долго нам тута стоять?
– Часа два, а то и поболе.
– Агась.
Мармеладов разглядывал сгорбленную спину возницы. Этот явно не из лихачей, одет без особого шика в простой спинжак на вате да темный фартух. С другой стороны, он и не из ванек, что подаются в город из окрестных сел за большой деньгой, – у тех бороды косматые, а у этого причесанная. Стало быть, живейный извозчик. Живет где-то рядом, подбирает седоков в своем районе, где всех наперечет знает, а бубенцы на закате снимает, чтобы не будить соседей заливистым перезвоном.
– Ждем кого? – снова не выдержал кучер.
– Ждем.
– С добром ждем али с худом?
– А это как сложится, – усмехнулся сыщик.
– Ясненько. Значится, следишь, чтобы к твоей зазнобе полюбовник не залез… А ежели поймаешь, трепку устроишь?
– Факт.
– Ей али ему?
– Обоим.
– Агась, агась.
Помолчали еще немного.
– И чего энтим бабам надобно, барин? – извозчик повернулся к Мармеладову. – Вот есть у нее ты – одет прилично, вроде и не пьяный почти, при деньгах. Радуйся, дуреха! Так нет, другому окошко открывает. Залезай, миленок, покуролесим. А зачем другой-то нужон?
– Вот ты мне и скажи, раз такой грамотный.
Кучер подбоченился.
– А что, и скажу. Сдается мне, вся беда от тиятров, книжек, да журналов с модницами. Моя женка читать не обучена, в тиятры не ходит, а токмо
