в венчиках показалась летошняя трава. С карнизов, сочно булькая, падала веселая капель. Лес шумел, гудел неумолчным весенним гудом, а над ним торопились рваные, кудлатые облака. Воробьи неугомонно справляли свои свадьбы. Кричали галки. Не сегодня-завтра ожидали грачей. Снегири готовились к отлету. Солнце, вырываясь из-за туч, так ослепительно сияло, что все сверкало и играло в его пронизывающем свете.
Юннаты встречали прилетных птиц: строили кормушки, прилаживали к шестам и деревьям скворечники, очищали площадки для отдыха. Старшие затемно отправлялись на тока, терпеливо, до солнца наблюдали ярые поединки косачей.
Стрелять дед запрещал.
— Смотри, слушай, учись скрадовать, а бить не смей. Придет время — набьем сколько требуется, а теперь нельзя! Узнаю, коли кто убил — в лес не пущу, — сурово предупреждал он.
Не смея ослушаться деда, никто даже не брал с собой на сидку ружья.
Тетради и дневники юннатов все больше и чаще заполнялись интересными наблюдениями за весенним пробуждением природы.
Василий Кириллович прекрасно знал все тетеревиные и глухариные тока, но только теперь с помощью юннатов, по их записям, и ему стало точно известно, сколько на каждом току собирается чернышей и тетерок, куда улетают они спариваться, где откладывают яйца.
— Как в магазине — весь товар налицо, — не без гордости рассказывал он Аркадию Георгиевичу. — Полную бухгалтерию ребята завели. Каждая дичина у них на учете.
Днем, в затишье, становилось так тепло, что Василий Кириллович распахивал полушубок и, откидывая на затылок шапку, подставлял солнцу обнаженный лоб и волосы. Однажды, в такой-то вот талый день, ремонтировал он на дворе старые ульи и поглядывал на мальчишескую возню Ласки с лосенком. Гоняясь друг за другом, они потешно подпрыгивали, падали, ложились на спину — Ласка вертелась волчком, живой бронзой лоснилась ее шелковистая псовина, а лосенок по-телячьи отталкивался всеми четырьмя копытцами и вихрем мчался за юркой собакой.
— Ребятишки, как есть ребятишки, — смеялась на крыльце Ефросинья Дмитриевна.
Вдруг два дуплета отчетливо врезались в тишину утра.
Василий Кириллович вонзил в чурбак топор, повернулся к лесу в выжидательной, настороженной позе.
Через полчаса, запыхавшись от быстрого бега, тяжко, прерывисто дыша, прибежали Алеша и высокая, краснощекая Катя. Волнуясь, перебивая друг друга, они рассказали, что у самого их поста, где они наблюдали кладку яиц матерки, какие-то двое с собакой убили старку прямо на гнезде.
Дед даже побледнел от возмущения. На ходу вкладывая в стволы заряженные бекасинником патроны, он зашагал так крупно, что ребята вприпрыжку насилу поспевали за ним. Он вел ребят прямо через лес к краю озера. По дороге к ним примкнули еще пятеро юннатов. Возле опушки они увидали голубой дымок над кустами.
— Чаевничают, — прогудел дед. — Тихо. Чтоб ни боже мой. Не дыхни. — Василий Кириллович поднял предостерегающе палец и, прячась за кусты, двинулся к костру.
Двое дневали у огонька. На сучках сосны висели стволами вниз бескурковки и связанные за лапы утки с тетеркой. На расстеленной бобриковой тужурке полулежал человек в очках, с каким-то значком на борту пиджака и, самодовольно ухмыляясь, рассказывал:
— Я ей подняться не дал — срезал на гнезде!
— Яйца болотцем чуть отдают, а ничего, — отколупывая скорлупу, вставил второй, широколицый, курносый малый в ватной стеганке, опоясанной патронташем.
Чокнулись, выпили, закусили.
Юннаты с дедом, ни единым звуком не выдавая своего присутствия, безмолвно наблюдали за ними.
«Научились скрадывать!» — с удовлетворением подумал Василий Кириллович и, отстранив рукой куст, шагнул к охотникам.
— Здорово!
Оба вскочили, испуганные неожиданным появлением могучего старика с детишками.
— Откуда и кто вы? — пришел наконец в себя охотник в очках.
— Алеша, подай-ка, — не отвечая ему, кивнул Василий Кириллович на связку дичи.
Алеша потянулся было к суку, но малый бросился к нему и замахнулся кулаком:
— Не трожь, щенок!
Дед с молодой ловкостью поймал в воздухе руку парня и, дернув к себе, прогудел:
— Изуродую, стерва!
Малый побледнел и, по-дурацки широко распялив рот, уставился на старика.
— Я директор Яновского лесозавода, — начальнически выкрикнул охотник в очках.
Василий Кириллович, не слушая его, снял с сука убитую дичь, передал ее Алеше и, обжигая директора ненавидящими глазами, презрительно пробасил:
— Не директор ты, а сукин сын, душегубец! Ай вам в башку не стукнуло, что вы матерей поубивали, а выводки их целиком, подчистую порешили, молодняк изничтожили? Да еще яйца утиные, — ткнул он пальцем в скорлупу, — пожрали. Вот что, директор, — грозно выпрямился Василий Кириллович, — запомни: встречу в лесу с ружьем — изувечу, ружья переломаю!.. — И повернулся к юннатам: — Патроны отобрать все до одного!
— За самоуправство ответишь! — вскипел директор.
Не обращая на него внимания, Василий Кириллович снял с дерева оба ружья, вынул из них патроны, протянул было руку, чтобы снова повесить на сук, но раздумал и передал Кате.
— Да кто тебе дал право командовать? Повесь ружья! — окончательно вышел из себя директор. — Вовка, ты что чучелом уставился? — накинулся он на курносого.
Но тот продолжал обалдело глядеть на старика.
— Эх, ты! — оглядел старшего с ног до головы Василий Кириллович. — А еще директор! Нет в тебе никакого человеческого понятия! Ружья ты получишь, ежели отдадут, в химкомбинате.
— В химкомбинате? Тогда ты будешь иметь дело с директором комбината Сергеем Васильевичем Боруновым. Если ты у него на службе — попрошу наказать тебя!
— Попроси, попроси, — издевательски прогудел Василий Кириллович. И, отвернувшись от них, пошел прочь.
Этот случай надолго вывел из душевного равновесия Василия Кирилловича и Григория Ефимовича. На совещании юннатов, устроенном по этому поводу, после шумных, горячих разговоров, по предложению Аркадия Георгиевича, решили на всех дорогах вывесить объявления, предупреждающие о том, что здесь находится опытный натуралистский участок, вход в который запрещен посторонним, а за самовольную охоту, собирание грибов и ягод виновные будут привлекаться к ответственности.
— По закону, конечно, ни к какой ответственности никого мы привлекать не можем и запрещать охотиться и собирать грибы тоже не имеем права, но, глядишь, все же будут остерегаться и побаиваться ходить сюда, — хитро ухмыляясь, пояснил Аркадий Георгиевич.
Сергей сам съездил в Яновку к поселковому начальству с просьбой запретить охоту в обходе Борунова. Вскоре юннаты спокойно занимались в лесу своим делом, не опасаясь неожиданных встреч.
Однажды в голубой погожий день, когда похудевшие, но стройные и важные грачи солидно ковырялись на дороге в отталом навозе, подбирая разбросанные для них юннатами кусочки ржаного хлеба, в ворота въехали низкие ковровые саночки, запряженные гнедым директорским красавцем, на котором в распутицу без кучера ездил сам Сергей.
Рядом с Сергеем сидел закутанный в доху старичок. Из-за высокого мехового воротника торчал клинышек аккуратной седенькой бородки и выпуклые очки в золотой
