что…
— Да я не про него. — Вика уже почти забыла о Васе и теперь чувствовала себя виноватой, хотя сама не знала почему. — Те звонки, о которых я говорила. Там…
— Ой, Победа, заканчивай ты с этим! — начал злиться Сычев. — Пошутили — и будет. Дед твой не одобрил бы.
Вика собиралась ответить, что ей плевать на его одобрение, но вдруг почувствовала, что это не так. Человек, который давно перестал играть хоть какую-то роль в ее жизни, странным образом продолжал управлять ее поведением, пусть и не напрямую.
— То есть никаких новостей нет? — протянула она, прикидывая, может ли участковый еще не знать об освобождении детей. — Вообще никаких?
— Я тебе что, радиостанция? За новостями — туда. А мне на работу надо.
— А… А я к вам по одному делу…
Сычев уже развернулся, чтобы уйти, но остановился и внимательно на нее посмотрел. Вика смутилась. После истории с телефоном говорить о покушении в душе было по меньшей мере рискованно: участковый и так думает, что она издевается над ним. С другой стороны, как об этом не сказать? Он же сам знает, что отношение местных к ней предельно неприязненное. Да и Женя еще…
— Меня убить пытались, — тихо выдавила Вика. — И мне не показалось, мой жених — свидетель…
Сычев внимательно ее выслушал, с удовольствием зевнул и без интереса уточнил:
— Ну, значит, настоящего покушения не было?
Вика скрипнула зубами. Становилось очевидным, что ей никто не поможет. Вступать в дискуссию бессмысленно, жаловаться начальству Сычева — скорее всего, тоже. К тому же Лев вряд ли подтвердит ее историю. Вернее, подтвердит, но с другого ракурса, который окончательно уничтожит любое доверие к ее словам. Может, действительно взять билет на автобус и просто уехать?..
— Вам будет стыдно, когда вы обнаружите мое бездыханное тело, — с упреком сказала Вика.
— Лишь бы оно было молчаливым.
— Хорошего дня, — процедила она сквозь зубы и зашагала прочь, не забыв предварительно пнуть его калитку.
Ладно покушение, возможно, у того, кого она видела ночью рядом с домом, не было совсем уж злого умысла убить ее — если бы и правда хотели убить, уже убили бы. Но что насчет детей? Она отчетливо слышала, как мальчик говорил, что помощь подоспела, а Сычев до сих пор не в курсе? Не исключено, что дозвонившийся до нее ребенок живет не очень близко, участковый мог и не знать о его пропаже. Но какие-то ориентировки у него все равно должны быть. Тем более что странно не связать это дело с исчезновением Васи. Может, связи с ним и нет, но ведь проверить все равно обязаны. А Сычев не в курсе? Или делает вид, что не в курсе?
Вика остановилась перед витриной какого-то магазина и с ужасом уставилась на свое расплывавшееся в грязноватом стекле отражение. Почему Сычев притворяется, что ничего не знает? Причина только одна: он подозревает ее в пропаже Васи.
Отражение замерло и вытаращило красные, измученные отсутствием сна глаза. Женя открыто обвиняет ее в исчезновении сына, остальные соседи в целом вежливо молчат, но по их лицам тоже все ясно, так с чего бы Сычеву иметь другое мнение? Из-за давней дружбы с дедом? Но какие отношения у них были в последние годы? Да даже если хорошие, поиски ребенка все равно важнее. А участковый прямым текстом дал понять, что найти тело уже не рассчитывает. Вот только действительно ли он сказал правду? Или надеялся таким способом усыпить ее бдительность, заставить совершить ошибку? Если так, то получается, что за ней следят, и вчерашний человек возле душа…
Вика прислонилась лбом к прохладному стеклу, разглядела за ним симпатичную кастрюлю с цветочным узором и попыталась сосредоточиться на ней, пристально рассматривая причудливые завитки. Дыхание стало ровнее, пульс замедлился, паника начала сходить на нет.
Звякнул дверной колокольчик, на улицу высунулась полная женщина средних лет. Вика понимала, что должна оторваться от стекла, но враз появившаяся слабость вынуждала ее прислоняться хоть к чему-то.
— Девушка, вы заходите или что?
— Сейчас…
— Вы соображаете, что делаете? Надышите мне так, что витрину опять придется мыть!
— В смысле — опять? — Вика мгновенно оторвалась от стекла. — Да вы ее лет пять не мыли, я тут заразу подхвачу! Совесть надо иметь, нельзя же так нагло врать!
Женщина попыталась что-то ответить, но Вика уже бодро шагала вниз по улице, радуясь, что мелкая перепалка привела ее в чувство. Ну в самом деле — что она себе надумала? Какое-то преследование, да еще со стороны Сычева, который в детстве ей был практически дядей… Он же куда круче, чем предполагает должность почти сельского участкового. Помнится, в молодом возрасте повышение в звании получил, кажется, за отвагу… Дед говорил, что его в столицу звали, а он не поехал: решил остаться там, где вырос. Подтекст был такой, что и Вика должна сделать то же самое, но главное не это, а то, что дед упорствовал, очень давил на тему малой родины, и забыть его слова не получается до сих пор. В том числе и те, что касались Сычева.
И что, настоящий профессионал вроде него не понимает, что у нее нет мотива, что ей незачем красть ребенка Жени даже при всей к ней нелюбви? Конечно, участковый даже не думал ее подозревать, просто не верит, что в ее доме происходит что-то серьезное. Да и кто бы на его месте поверил? Тем более что у него сейчас другие заботы.
Вика дошла до дома, поднялась на крыльцо и потянула на себя дверь. Дверь, запертую изнутри. Ключей при ней не оказалось, а подобной подлости от Льва она никак не ждала и тому, что дверь заперта, скорее удивилась, чем разозлилась.
Пройдясь вокруг дома, она проверила окна, но те тоже были закрыты. Можно разбудить Льва, однако после этого придется с ним объясняться, и поспать все равно не получится. Тащиться к Илье бессмысленно: он сам только заснул, если нашел Кристину. А если не нашел, то ему не до гостей. Ну и что остается?
— Родное гнездо, — пробормотала она, чувствуя безграничную усталость. Вдалеке закаркал ворон.
* * *
Ритмичный металлический звук отражался эхом от стен, пробивался сквозь темноту и, казалось, растворялся где-то в затылке. Голова отчаянно
